Король-Солнце , человек и монарх

Оценка личности короля:

.

Малов В.:

.

Людовик XIV. Опыт психологической характеристики

.

Лысяков В.Б.:

.

Монарх-человек. Его личные качества

.

Людовик XIV  о государстве и монаршей власти

.

Людовик XIV и Церковь

О королевских деяниях:

.

Ф. Блюш "Эдикт Фонтебло"

./

.

О фаворитках Луи-Солнца:

.

Мария Манчини

.

.

/

Галерея портретов

.

ВЕРСАЛЬ

1 2  3

Клод Дюлон

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ МАРИИ МАНЧИНИ И ПОСМЕРТНАЯ ОПИСЬ ЕЕ ИМУЩЕСТВА

Перевод с французского: Наседкина Екатерина

.

С тех пор Мария стала скиталицей. Она ненадолго показалась в Риме в 1706 году, потом в 1714, когда умер ее старший сын, но чаще всего она жила на средиземноморском побережье Италии – в Ливорно, ставшем ее пристанью; и оттуда она ездила в Пизу, Лукку, Пистойю, Флоренцию и даже Венецию. Также она побывала во Франции в 1702-1703 годах после своего отъезда из Испании, в другой раз в 1705 году и третий раз, наиболее короткий, в 1706. Это во время ее пребывания в 1705 году ей было разрешено посетить Париж, чтобы повидаться с семьей, то есть с герцогом и герцогиней де Невер (ее братом и невесткой), Марианной, герцогиней де Буйон, единственной сестрой, которая у нее осталась во Франции[1], и со своими многочисленными племянниками и племянницами. В действительности Мария могла видеть и уже видела свою семью вне Парижа. Она жила некоторое время у своего брата в Невере и со своей сестрой в Лионе. И следует полагать, что если она попросилась в столицу в 1705 году, то сделала это по другой причине. Ее легкомыслие и привязанность к прежней королеве Испании втянуло ее в злополучную неприятность, из которой она в течение некоторого времени искала способ выбраться. Если ее письма фигурируют в архивах Бастилии, то только потому, что их нашли среди бумаг шпиона-авантюриста  отца Флорана Брандембурга, арестованного во Франции в сентябре 1702 года и который оставался в заключении до 1713. Это фламандский капуцин, изгнанный из своего ордена за недостойное поведение, не боялся себя называть «де Брандебург». Он был полностью предан Габсбургам, и это в Толедо, в окружении королевы Марианны, он познакомился с Марией. Затем он с ней встретился в Барселоне и там был ею представлен Филиппу V. Мария в этом случае послужила гарантом лояльности сей персоны, в высшей степени подозрительной. В конце апреля он отправился во Францию, она же ему вручила рекомендательные письма к сестре и брату.[2] Так что капуцин, попав ко двору Испании, мог проникнуть во французский двор, если бы его вовремя не арестовали.

Должно быть, Мария  никогда хорошо не понимала, насколько она могла не нравиться в Испании. Поскольку речь идет об отце Флоране, она вероятно видела в нем только человека «бесконечно умного», «родственника всех лучших домов Фландрии» и, значит, достойного быть рекомендованным. В отношении остального, что она могла сделать настолько серьезного? «Я только скажу, - писала она своей сестре Буйон, - что Мадрид не так приятен и свободен, а дамы более церемонные и чопорные по отношению ко мне, чем дамы Барселоны».[3] Но слепота Марии на этом не кончалась. Она все еще верила. Что можно служить двум хозяевам одновременно даже во время войны, и полагала, что должна столько же «почестей» королеве без трона, как и правящей королеве Испании.[4] Она думала, что принцесса дез Юрсен из чистой злобности вредила ей в глазах Луи XIV, чтобы добиться ее высылки из Испании. «Это бессердечное создание, завистница, интриганка, готовая предать всех своих друзей».[5] Это не было ложью, но принцесса поступала так по иным причинам, нежели Манчини себе представляла. Разве Мария могла понять эту сильную, столь отличную от нее самой, женщину?

Не будем списывать все ошибки Марии на счет слепоты. Возможно, во время пришествия Бурбонов в Испанию, она не смогла оценить ни масштаба события, ни глубины «франкофобии» королевы Марианны; возможно, что во имя сыновей она неумело пыталась сохранить за собой оба лагеря. Но затем!,,, Ее письма не оставляют никакого сомнения насчет ее чувств и показывают ее решительно прогабсбурское отношение.  Она поддерживала отношения с королевой Марианной (которую звала «моя королева») и ее компанией повсюду. Где бы она ни была, Мария посещала противников Бурбонов. Хуже того: когда Бурбоны потерпели поражение в одной битве, она говорила о «победе» австрийской партии[6]. Наконец, нельзя без удивления констатировать, что в своих письмах к сыну она посылала огромное количество информации, касающейся военных и дипломатических планов Франции.[7] Один из ее племянников, принц Евгений, сын Олимпии де Суасон, перешел на сторону Габсбургов, он руководил военным советом императора и командовал в Италии. Говорят, что принц Евгений обязан за свои победы как своему гению стратега, так и надежности своих осведомителей: он всегда знал наперед планы своего противника. Нельзя запретить думать, что Мария этому способствовала информацией в посылаемых сыну документах, которую он легко мог передавать[8]. И поскольку Мария сама переписывалась с принцем Евгением, возможно, что и прямо ему она посылала некоторые сведения; но только исследование Венских архивов может предоставить доказательства.

Если бы ее не выслали из Испании, могла бы Мария выбрать другую позицию? Трудно сказать, но очевидно, что эта ссылка пробудила все старые обиды, которые она питала против Луи XIV. Он не захотел сделать ее королевой, он не захотел оставить ее во Франции, когда она сбежала из Рима в 1672 году, и вот сейчас он ее довел до скитания.

Нет ничего более несправедливого. Для начала, от Марии требовалось только вернуться в Рим к своим детям и внукам. Что касается Луи XIV, есть ли необходимость говорить, что он не мог жениться на Марии в 1659 году, так же как не мог в 1672 позволить ей остаться в своем королевстве, или точнее, позволить ей жить в полной свободе, тогда как она сбежала от мужа, создав ему репутацию отравителя? И как после 1700 года позволить Марии оставаться в Испании, когда она вела себя так неосмотрительно? По здравому размышлению, король был слишком снисходителен. Без сомнения он не знал содержания и тона писем Марии к стороне противника. Но он знал, что она была скомпрометирована со ставленниками Габсбургов, и что ее сыновья были полностью преданы им. Однако он ей позволил трижды приехать во Францию и даже в Париж в 1705 году. Он не произнес ни слова о том, что знает о ее других проступках. А того, что он об этом знал было достаточно, чтобы обесславить Марию. Так как ее отношения с отцом Флораном Брандембург не ограничивались разговорами и, возможно, политическими интригами. Капуцин сам признавался, что имел с ней связь иной природы. Тщеславный, он рассказывал, не заставляя себя уговаривать, о своих победах у женщин, и лейтенант полиции Аржансон после его допроса написал канцлеру Понтшартрену: «Мадам де Колонна  - главная героиня». Детали связи с Марией, которыми поделился отец Флоран, показались Аржансону такими шокирующими, что он еще написал: «Мне кажется, что факты такого свойства не должны оставаться в протоколах допроса Бастилии и вовсе некстати, что секретарь их сохранит в памяти»[9]. Эти отношения были правдиво переданы Луи XIV, который внимательно следил за этим делом, опасаясь крупного заговора. Что должны были подумать сыновья Марии в Риме, если бы узнали, что их мать, вдова, отдалась капуцину-растриге, моложе ее на двадцать пять лет? В папском городе их влияние и общественный статус, которыми они так гордятся, пошатнулся бы. Но Луи XIV не был мужчиной, способный мстить женщине, в особенности женщине, которая была его первой любовью. Если он старался препятствовать в Риме махинациям Колонна, то он не станет пригвождать их мать к позорному столбу.

Если предположить, что в политических ошибках Марии следует искать другого ответственного, помимо нее, то это будет, возможно, Мазарини. Он отдал свою племянницу коннетаблю Колонна, крупному вассалу Испании, он собственными руками ее ввел  в антифранцузскую мятежную группировку Рима. И он это знал, так как прежде чем заключить союз,  был вынужден получить одобрение у Габсбурга, который тогда правил в Мадриде – у Филиппа IV. Но это случилось в 1660 году, когда Пиренейский мир и женитьба короля на инфанте позволяли оптимистично взглянуть на будущее; в Италии, как и в прочих местах, соперничество могло бы смягчиться. Если только Мазарини, всегда такой недоверчивый, не помышлял «переубедить» коннетабля, породнившись с ним. Некоторые письма позволяют так думать[10]. Мария оказалась только пешкой в деле обольщения, которое продолжилось обещаниями дотаций, почестей и поддержкой в бесконечных спорах между романскими князьями. Это была «классическая» схема, и младший брат коннетабля был позже завоеван похожим способом. Но смерть не позволила кардиналу сыграть эту партию.

Умерла Мария в Пизе, в ночь с 7 на 8 мая 1715 года, от апоплексического удара, в возрасте семидесяти пяти лет. Ее капеллан-интендант, отец Далма, составил 24 мая опись имущества, которое находилось при ней, потом, тремя днями позже, еще одну опись вещей, оставленных в Ливорно.

Чтобы определить упомянутых в описи людей, вспомним о семейной ситуации, в которой находилась Мария к моменту смерти. Ее старший сын Филиппо оставил вдову (в девичестве Олимпия Памфили[11]) и сына – подростка, который пока ему не наследовал в должности великого коннетабля. Маркантонио, второй сын Марии был женат на Диане Палеотти. Третий сын, Карло, стал кардиналом (с мая 1706 года) и мажордомом папского дворца. Что касаемо вдовствующей королевы Испании, которая упомянута в описи, то это известная нам Марианна де Небур, вдова Карла II.

Содержимое этой описи ясно свидетельствует об образе жизни знатной дамы. Филиппо Колонна обеспечил своей матери пенсион в 12 000 экю, что к концу XVII века равнялось 60 000 турским ливрам; это было справедливо, расчет был из суммы приданого, которое она принесла в семью ранее. И этих годовых выплат было бы недостаточно, даже чтобы оплатить содержание всех владений, с которыми мы познакомимся, если бы Марии пришлось одновременно обеспечивать все свои нужды. Но ее сын также содержал ее дом (шталмейстеры, слуги, выезд) и обеспечивал все необходимое для ее повседневной жизни. Потому не удивляются, обнаруживая в этой описи помимо наличных денег (около 9000 ливров в различных монетах) карету, снабженную стеклами и обитую внутри темно-красным бархатом, коляску, портшез, двух мулов, двух лошадей с их упряжью, много столового серебра, белья и домашней утвари. Там было сорок пять простыней, более сотни салфеток различного размера и качества, не говоря уже о полотенцах для рук и для других нужд.

Так же много нательного белья и одежды. Тридцать дневных и ночных чепцов из ткани Камбре или дамасской вуали, украшенные бахромой, кружевами или вышивкой. Двадцать одна рубашка или кофта, в основном из батиста, украшенные аналогичным способом. Разнообразные горжетки и манжеты, гладкие или расшитые. Шейные платки, рукава, корсажи с пластронами, перчатки, чулки из шелка, льна, бумазеи и шелка-сырца. Верхние и нижние юбки, длинные и короткие женские накидки, платья, домашние куртки, хоть и поношенные, но сшитые из наиболее дорогих тканей: шелк, бархат, атлас, дамаст с серебряными цветами или «натуральный». Очень мало черной одежды, зато много цветной: желтая, розовая, светло-коричневая, оливковая, три тона красного: алая, темно-красная и малиновая). Это все цвета для брюнеток, вкус к которым Мария сохранила до седых волос. Невзирая на свои шестьдесят пять лет, ее не покинули ни кокетство, ни изысканность. Упоминается также ее туалетный столик (tavolino da teletta) покрытый зеленым дамастом,  для которого предусмотрены другие покрытия. В ее несессере  (casse-tina di toalett) находилась шкатулка, обитая зеленым бархатом с золотыми галунами, содержащая два зеркала, одно из которых карманное; шесть  черепаховых гребней и три из буйвола, одна щетка для волос и две зубные щетки, четыре серебряные булавки и один серебряный крючок, прочие шляпные булавки, бархатная зеленная пудреница также с золотым галуном. Не забудем ленты, веера, меховые муфты, ароматические пакетики с сухими травами и подушки для собак. Отметим некоторое количество припасенного шоколада (шестьдесят пять ливров – около 33 кг) и множество ингредиентов, предназначенных для стряпни и изготовления напитков, к которым Мария пристрастилась в Испании. Она пила и чай, и кофе, и другие «экзотические» напитки.

Книг в описи немного, но их названия показывают, что Марию совсем не просто так уже в молодости  считали женщиной образованной. Сатиры Жувеналя, История Светония и Виргилий на французском, сочинения Тасса на итальянском. Нет надобности напоминать о гигантском успехе, который имел Тасс в Италии с XVI века. В свою бытность в Риме, Мария часто выбирала темой для своих маскарадов во время карнавалов эпизоды из «Освобожденного Иерусалима»; в них она как раз воплощала двух наиболее известных героинь - Армиду и Клоринду. Очевидно, что она оставалась привязанной к романтической и светской литературе, между тем, не пренебрегая сочинениями религиозного содержания: в описи упоминаются две Библии на французском, одна сокращенная, другая в трех томах. Мария никогда не проявляла сильной набожности, но с возрастом, она, как и очень многие, обратилась к Богу.

Самое поразительное, что в этой описи нет ни единого упоминания произведений искусства.  За исключением миниатюры прежней королевы Испании, Мария не  владела ни картинами, ни гобеленами, и это она, которая жила в Риме, среди шедевров, с опытным коллекционером, которым был ее муж. Путешествуя так, как это делала она, Мария без сомнения не могла обременять себя иным имуществом, кроме как необходимым. Ее переписка, тем не менее, свидетельствует, что в Испании она владела собственным портретом и портретами своих детей, присланных ей из Рима[12]. Позднее, в 1708 году, она настойчиво просила у своего старшего сына прислать ей другую картину – парадный портрет, представляющий ее брата Филиппа, вручающего орден Святого Духа трем римским князьям, которых Луи XIV удостоил этого отличия[13].  Прося картину у своего сына, Мария подчеркивала, что она представляет члена ее семьи, а не Колонна, и таким образом, подразумевая, что будет несправедливо ей в этом отказать. Но у Колонна, как и во всех прочих знатных римских семьях, семейное имущество на основании права первородства достается старшему и не может покидать его дома. Вне всякого сомнения, именно по этой причине Марии отказали в портрете ее брата и можно предположить, что по той же причине, у нее потребовали обратно ее собственный портрет и портреты ее детей. Столовое серебро, имевшееся у Марии к моменту смерти, тоже должно было вернуться во дворец Колонна; она это сама указала в своем завещании.

Историк не будет сожалеть, что в Риме преобладают такие строгие правила; они объясняют богатые архивы и коллекции произведений искусства римских дворцов. Отмена права старшинства у нас привела к печальному результату: рассеивания множества сокровищ. Воспользуюсь случаем указать, что Люсьен Перэ в 1890 году видел у тогдашнего маркиза д’Авринкура  три сборника писем Мазарини к своим племянницам и родным и наоборот[14]. Так получилось, что по причине союзов Филиппа Манчини и наследования они рассеялись. Я нашла лишь след одного из них, относящегося к 1659 году, которое еще два года назад принадлежало графу Юберу д’Авринкуру. Недавно граф умер не оставив потомства, и я опасаюсь, как бы и этот сборник не исчез. За сто лет около трех сотен писем Мазарини и его семьи ускользнули от историков. Известны только отрывки, которые издавал Л. Перэ.

Если говорить о драгоценностях, которые привозила женщина во время своей свадьбы, то на них в Риме не налагались упомянутые выше правила. Это имущество, как и приданое, не становилось собственностью мужа. Оно принадлежало супруге, этот обычай бытовал почти во всей Европе. Мария при замужестве привезла драгоценные камни на сумму 136 000 ливров, опись которых, к несчастью, исчезла[15]. Большая часть этого маленького сокровища была предоставлена королем и королевой-матерью Анной Австрийской, старающейся смягчить горечь Марии. (Они также поучаствовали в ее приданом, внеся 100 000 ливров.)

Из этих 136 000 ливров драгоценных камней часть, данная Мазарини, составила не более 40 000 ливров. Так же он поступал и с другими племянницами, когда они выходили замуж, рассчитывая во всех этих случаях на щедрость правителей. Куда делись драгоценности Марии? Обнаружили всего двенадцать во всех описях, да и те невысокой ценности, только две из них достигают стоимости 25 луидоров. Речь идет (я перевожу) о «сердце с морской жемчужиной посередине, с несколькими рубинами и бриллиантами» и о «маленьком мавре, состоящем из нескольких бриллиантов и рубинов». Притом эти две драгоценности Мария получила после замужества от Колонна, как указывает опись. Надо думать, что основная часть этих драгоценностей на 136 000 ливров, приехавших из Франции, была рассредоточена. Нам известно, что Мария в ходе побега 1672 года увезла с собой из Рима один комплект. Ее муж, надеясь, что она вернется к домашнему очагу, послал ей, дабы задобрить, еще один в 1673 году, когда она находилась в Савойе. Должно быть, ей пришлось это все продать в те трудные годы. По тому, что осталось в Риме, можно предположить, что Колонна, учитывая обстоятельства, не испытывал угрызений совести, ими располагая.

В действительности, только одно украшение можно с уверенностью  идентифицировать, как привезенное из Франции, но и его Мария получила не по случаю свадьбы. Речь идет об ожерелье из тридцати пяти жемчужин, стоимостью 3 000 дублонов (28 000 ливров во Франции), которое летом 1659 года было подарено королем Луи XIV в качестве прощального подарка. Забавно читать, что это колье было «подарено сеньором кардиналом Мазарини от имени Наихристианнейшего короля». Мазарини вовсе не планировал подобный жест и не платил за колье. Он удовольствовался тем, что включил его цену в стоимость драгоценностей, врученных Марии. Можно себя спросить, не объясняет ли это дело (среди стольких других!) неразбериху частных и общественных денежных средств, которую кардинал, осмеливаемся это сказать, сделал правилом. В действительности установлено, что в апреле 1660 года в то время, когда золотых дел мастеру Леско – поставщику колье, не было уплачено, он уплатил из казны 28 000 ливров, что стоила драгоценность, а Кольберу, который, казалось, сомневался в законности операции, ответил: «Это жемчужное ожерелье было подарено по предложению королевы»[16]. Иными словами, сохранили свои деньги, списав долг на королеву. Я указывала выше, что это было обычной практикой, которая не исключала использование других махинаций, чтобы, не раскошеливаясь, приобретать ценные вещи[17]. Замужество Марии добавило еще один пример. Замечено, что в действительности большие золотые часы, подаренные по этому случаю кардиналу Колонна, принадлежали королеве Марии Медичи, бабушке Луи XIV, что говорит о том, что они - часть королевского имущества и были, одному Богу известно как, оттуда похищены[18].

Для Марии, которая была не в курсе всех этих махинаций, ценность колье была, прежде всего, сентиментальная. Она уточнила в своем завещании, что это жемчужное ожерелье (его мы видим на ее шее практически на всех портретах) никогда не должно быть продано, но должно оставаться в собственности старшего в семье. К этому условию прислушивались вплоть до XIX века. Потом, в 1818 году Роспилиози, муж одной из Колонна, выкупил колье. Позже оно перешло к Барберини и еще было у них после последней войны. После... Правда, жемчужины, если бы мы могли их увидеть сегодня, без сомнения, потеряли бы свой блеск.

.

РЕЗЮМЕ

.

Известная широкой публике своей любовью к Луи XIV, Мария Манчини породила куда больше романтических воспоминаний, нежели чисто исторических исследований. Для воссоздания жизни этой племянницы Мазарини после разрыва с королем и ее отъезда из Франции, понадобилось обратиться к Архивам семьи Колонна в Риме; там находится более пятисот предметов, имеющих к ней отношение, начиная с ее замужества с принцем Лоренцо Онофрио Колонна в 1661 году и заканчивая ее смертью в 1715. Фонды архивов Бастилии и Библиотека Арсенала также располагают несколькими ее неизданными письмами.

Двадцать последних лет Марии находились под влиянием знаменитого дела об Испанском наследстве. Находясь к тому моменту в Испании, она принимала участие в интригах, которые порождало состояние здоровья короля Карла II, последнего Испанского Габсбурга, неспособного оставить потомство. Но вопреки тому, что говорят, Мария не старалась служить интересам Бурбонов. Даже после восшествия на испанский престол в 1700 году молодого Филиппа V, внука Луи XIV, она не присоединилась к новой династии, часто поступала неблагоразумно, конфликтовала с грозной принцессой дез Юрсен и была вынуждена покинуть Испанию. Настоящая статья стремится рассказать эти факты и объяснить причины такого поведения Марии.

Посмертная опись ее имущества, составленная в апреле 1715 года, позволяет  ближе познакомиться с ее личностью, ее вкусами и семейным положением. Это также документ истории общества, отражающий образ жизни знатной дамы в начале XVIII века.

.

Клод Дюлон

.