Король-Солнце , человек и монарх

Оценка личности короля:

.

Малов В.:

.

Людовик XIV. Опыт психологической характеристики

.

Лысяков В.Б.:

.

Монарх-человек. Его личные качества

.

Людовик XIV  о государстве и монаршей власти

.

Людовик XIV и Церковь

О королевских деяниях:

.

Ф. Блюш "Эдикт Фонтебло"

./

.

О фаворитках Луи-Солнца:

.

Мария Манчини

.

.

/

Галерея портретов

.

ВЕРСАЛЬ

Во взглядах людей XVII в. традиционные, унаследованные от Средневековья представления тесно переплетались с новым мироощущением, зародившимся в эпоху Возрождения и подготовившим, в конечном счете, идеи просветителей. Но и прежние понятия сохраняли свое значение, Религия, Церковь еще занимали доминирующее положение в человеческих умах. Однако новые трактовки их роли и функций в обществе и государстве уже значительно отличались от официальной доктрины католицизма, проповедуемой папством.

Разногласия между духовной и светской властью существовали и прежде, но в эпоху становления в Западной Европе национальных государств, главы которых стремились к сосредоточению в своих руках абсолютной власти, развернулся поиск новых форм сосуществования с церковью. Зачастую это приводило к образованию национальных церквей на основе протестантской доктрины. Так произошло в ряде немецких княжеств Свя¬щенной Римской империи, где Вестфальский мир закрепил принцип «чья власть, того и религия»; в Дании и Швеции, где господствовало лютеранство; в Голландии, где была принята кальвинистская концепция христианства. Что же касается Испании, то «католические короли», как именовали себя испанские монархи, начиная с Карла V, практически подчинили себе римских пап, а как следствие - католическую Церковь, сделав ее по сути национальной. В этих условиях и перед давним соперником Испании - Францией - усиление централизации государства не могло не поставить вопроса о Церкви.

Что происходило во Франции в эти годы? Как удавалось Людови¬ку XIV, при котором централизация монархии достигла апогея, сохранять баланс между стремлением к абсолютной власти и необходимостью подчиняться Святому престолу? Каково было его отношение к Богу и какой вообще представлялась ему роль Церкви? К сожалению, историки отнюдь не часто обращали внимание на отношения между государством Людовика XIV и церковью, концентрируясь, как правило, на отдельных, достаточно узких аспектах этих взаимоотношений, не охватывающих весь период правления Короля-Солнца. Для ответа же на поставленные выше вопросы необходим анализ не только взглядов самого короля, но и общего политического контекста его правления.

Выросший под сильным влиянием матери Людовик приобрел от Анны Австрийской ее набожность, однако, по отзывам современников, он «верил как угольщик». Многим окружающим казалось, что все внимание короля, как и его матери, сосредоточено только на внешней стороне религии - соблюдении обрядов, постов и прочих церемоний. Так, он слушал мессу ежедневно, а не раз в неделю, как некоторые его предшественники. Но и это образцовое благочестие не помешало невестке короля Елизавете-Шарлотте Орлеанской отметить, что Людовик «никогда в жизни не читал Библию и верит во все, что ему говорят священники и ханжи».

Конечно, доля истины в этом высказывании есть, но в то же время, безусловно, вопросы веры в Бога, религии занимали далеко не последнее место в представлениях монарха. Его духовные наставники - иезуиты Шарль Полен и Франсуа Анна - твердо внушили ему верность догматам католицизма. Однако «святошей» как в сегодняшнем, так и в современном королю смысле слова, Людовик не был, и сам неоднократно посмеивался над таковыми. Для него религиозные принципы были прежде всего связа¬ны с вопросами о роли монарха в государстве, его положении, обязанностях, а также о происхождении монархии вообще.

Во взглядах Людовика тесно переплелись две концепции: идея общественного договора между людьми, положившего начало существованию государства, и концепция монархии Божественного права, суть которой в том, что король получил свою власть над людьми от Бога. Именно вторая стала основой представлений Людовика о том, что Бог постоянно руково¬дит государем, оказывает влияние на его деятельность, направляемую, как полагал Людовик XIV, посредством «откровений свыше». «Мудрое Провидение, безраздельно располагающее нашими (королевскими - В.Л.) интересами, ниспровергает порой блеск самых высокопоставленных лиц, чтобы в самый разгар наших успехов дать почувствовать руку, которую Оно держит на всем, и заставить нас постоянным признанием своей зависимости заслужить необходимую помощь для исполнения наших замыслов». Таким образом, считал Король-Солнце, Бог наставляет монарха в его деятельности, направленной на благо подданных, но лишь при условии должного почитания и уважения со стороны короля. Вмешательство Всевышнего выражается в том, что «разум сам... советует следовать, не знаю каким, порывам души или же слепому инстинкту, стоящему над разумом и исходящему, по-видимому, от самого Неба, ведающего обо всех людях...». Вместе с тем, Людовик настаивает на том, что «озарением, которое Оно (Небо - В.Л.) нам дает, нужно пользоваться во всех случаях, когда это наиболее соответствует разуму». Иначе говоря, король считает, что он может как последовать проявляющим себя в интуиции советам Бога, так и пренебречь ими, соразмеряя их целесообразность с требованиями здравого смысла, выгоды и блага для монарха и государства. В этой «справедливости и смелости духа», по мнению Людовика, проявляется отличие монарха от остальных людей. Он способен соизмерять интуитивные ощущения с требованиями разума и собственными намерениями, что лишний раз подчеркивает значимость персоны монарха, так как «Всемогущий не может управлять нашими делами без нас (королей - В.Л.)»". «Во всех справедливых и законных делах, время, само действие и помощь Небес открывают обычно тысячи путей и тысячу неожиданных способов облегчения»". Бог «может нас (королей - В.Л.) спасти в опасности, укрепить в работе, просветить в сомнениях» и «сам действует через нас». Людовик повторяет эту мысль и своему внуку - герцогу Анжуйскому, ставшему испанским королем Филиппом V, указывая, что «Бог... просветит Вас в том, что Вам необходимо, пока у Вас будут добрые намерения». Но выбрать, что именно необходимо, определить единственный путь из тысячи предложенных предстоит все же самому королю.

Очевидно, что Людовик XIV, как и его предшественники, стремился править в соответствии с божественными заповедями и установлениями. Он не считал себя наделенным высшим знанием и высшей властью Бога, но и не дистанцировался от них полностью, полагая, что «если приказать избавиться от этих порывов [Божественных внушений - В.Л.] или не доверять им, никто не сможет этою сделать - этому не научат ни книги, ни правила, ни опыт».

Подобное понимание роли монарха в государстве наложило свой отпечаток и на представления Людовика о взаимоотношениях короля и подданных. Основанное на общественном договоре разделение прав и обязанностей между правителем, долг которого защищать свободу и собственность живущих в государстве людей, соблюдать справедливость и вершить суд, и подданными, обязанными повиноваться монарху и оказывать ему всяческое содействие во всем, дополняется требованием неукоснительно соблюдать установленную свыше и освященную, как считал Король-Солнце, иерархию в обществе. Такой порядок подразумевает необходимость почитания нижестоящими вышестоящих, что, по мнению Людовика XIV, служит для государя, занимающего высшую ступень в общественной иерархии и выступающего посредником между Богом и людьми, одной из главных опор власти.

Все эти положения о взаимных обязанностях монарха и подданных основываются только на рациональных началах, но для Людовика XIV этого было недостаточно. Рассуждая о своих взаимоотношениях с поддан¬ными, он вновь и вновь обращается к религиозному фактору, придавая ему сугубо прагматическое значение. Так, он отмечал, что религиозность монарха, постоянное посещение мессы и соблюдение всех связанных с культом церемоний способствуют росту привязанности к нему со стороны подданных, уважительно относящихся к проявлению христианского рвения.

Кроме того, Людовик XIV охотно ссылался на проповедуемые христианством принципы смирения и послушания. В основе системы взаимоотношений монарха и подданных, считал он, находится почитание монархом Бога и ревностное отношение со стороны правителя к выполнению своего христианского долга, призванные быть примером и для отношения подданных к королю - наместнику Всевышнего. И по отношению к Богу, и по отношению к государю, с точки зрения Людовика, подданные обязаны проявлять повиновение, так как Бог желает, чтобы «всякий, кто рожден подданным, слепо повиновался [королю]. И этот обязательный для всех закон предназначен не только лишь для правителей - он полезен и для народов, которым он предписан», ибо заставляет полностью подчиняться «тому, кто был Им предложен», то есть - монарху. В этой обязанности слепо повиноваться Людовик XIV видел заслугу христианства, устранившего возможность «революций и государственных переворотов, столь часто случавшихся во времена язычества».

По мнению Короля-Солнца, общество - это тело, головой которого является государь, а подданные - членами. С точки зрения короля, каждый «орган» общества, то есть каждое его сословие имеет свои «функциональные обязанности», свои права и привилегии. Вместе с тем, в рамках этой социальной пирамиды одно из сословий занимало особое место, а именно духовенство, подчинявшееся одновременно и королю, и римскому Папе. Согласно Болонскому конкордату 1516 г., за французским монархом признавалось право регалии, то есть назначения епископов на вакантные кафедры с последующим утверждением этих кандидатов Папой, сохранившим верховенство над французским клиром в делах духовного характера. Несмотря на подобную двойственность положения галликанской церкви, Людовик XIV полагал, что некоторая отдаленность и независимость ее от Святого престола никоим образом не должна вредить духовному авторитету католического клира в обществе. По его мнению, «галликанские вольности» означали только то, что на короля возлагается забота о поддержании престижа церкви и ее служителей, а также ответственность за их выбор. И эту заботу он проявлял в полной мере, приравнивая глумление над религиозными обрядами (правда, лишь католическими) к оскорблению величества, то есть преступлению против особы монарха.

Заботясь о престиже церкви, Людовик XIV действовал порой сугубо прагматично. Так, он стремился к максимальному сокращению представи¬телей самой «бесполезной» группы духовенства - монашества. Полагая, что все подданные, включая священнослужителей, должны трудиться ради общего блага, Людовик не хотел принимать во внимание потребности тех, кто не приносил, по его мнению, пользы государству. Признавая, что полностью избавиться от «бесполезных» слоев общества невозможно, король стремился, по возможности, свести их в минимуму. Сокращение числа мо¬нахов, по его мысли, должно было увеличить количество людей - и дворян, и простолюдинов, занятых активной деятельностью на благо государства, а следовательно и народа.

Первые шаги в этом направлении делались еще при жизни кардинала Мазарини, в июне 1659 г. от имени короля была опубликована декларация, запрещавшая учреждение монастырей без разрешения монарха. В марте 1661 г. Людовик XIV уже сам издал эдикт о введении суровых наказаний для монахов, покидающих монастыри и ведущих бродячий образ жизни, недостойный священнослужителей. По совету Кольбера, был существенно усложнен порядок вступления в монашеские ордена и введен более высокий возрастной ценз для принятия пострига: мужчинам 25 лет, женщинам - 20. Однако духовенство на ассамблее 1665 г. высказалось против такого проекта, обосновав это тем, что вопрос о возрастной реформе не согласовали с клиром и Папой. Королю пришлось отказаться от этой идеи, но в 1671 г. он ее все же частично реализовал: хотя возрастного ценза для ухода в монастырь и не было, постриг стал возможен только при согласии короля и наличии рекомендательных писем .

Особое внимание король уделял формированию у священнослужителей качеств, необходимых для выполнения духовных обязанностей. Признавая свою некомпетентность в богословских спорах и полага¬ясь на интуицию, которая представлялась Людовику откровением свыше, он считал, что к претенденту на пост епископа должны предъявляться три основные требования: достаточные знания, благочестие и достойное поведение. В том, что касается первых, требованиям короля в полной мере отвечали только специалисты в теологии - доктора богословия Сорбонны. Обладание ученой степенью было особенно важным доя священнослужителей высокого уровня, поскольку реализация имевшегося у духовенства права суда по делам, касающимся религии, требовала хорошего богословского образования. В 1680 г. Людовик XIV предписал исполнять обязанности духовного судьи (официала) только тем прелатам, кто получил звание лиценциата или доктора богословия. А в 1682 г. он постановил, что никто во Франции не может быть назначен на какую-либо церковную должность или бенефицию, если не имеет «возраста, ученой степени или других способностей, предписанных священными канонами и ордонансами короля». Король не случайно подчеркивал необходимость наличия трех вышеназванных качеств, поскольку считал, что именно их недостаток у духовенства явился в свое время причиной Реформации. «... Невежество церковников в предыдущем веке, их роскошь, вызывающее поведение и плохой пример, подаваемый (пастве) теми, кому в силу самого разума было предопределено страдать, наконец, их злоупотребления по отношению к частным лицам, нарушения церковных правил и обязанностей позволили нанести Церкви болезненные раны в результате схизмы и ереси». К такому расколу среди духовенства - а его представителей Людовик, как и всех подданных без исключения, считал слугами государства, король относился крайне негативно, видя в высоком авторитете католической церкви гарантию прочности трона и государства.

Руководствуясь заботой об единстве церкви, Людовик XIV изначально занял враждебную позицию по отношению к такому течению внутри католицизма, как янсенизм, который настаивал на пересмотре учения о божественной благодати, чем вызвал яростное сопротивление остального духовенства и прежде всего    иезуитов . Это течение получило свое название по имени ипрского епископа Корнелиуса Янсения. И хотя еще в 1653 г. пять основных положений главной книги Янсения «Августин» были осуждены папской буллой (правда, без упоминания их источника), вызванные им теологические споры продолжали будоражить католический клир. Разногласия среди служителей церкви раздражали короля, считавшего их опасными для государства". Он требовал от духовенства восстановить единство и неоднократно призывал сначала епископов и аббатов, а затем всех клириков, подписать формуляры (составленные по особой форме до-кументы), осуждающие  составленные ассамблеей духовенства на основе папских булл и тоже осуждающие 5 положений Янсения. При этом Людо¬вик не останавливался перед тем, чтобы угрожать непослушным епископам лишением бенефиция, а монастырям - роспуском.

К 1668 г. конфликт между янсенистами и королевской властью, благо¬даря вмешательству нового Папы Климента IX (1667-1669), удалось урегулировать, что положило начало так называемому «церковному миру», длившемуся 11 лет. Это время не было, как полагали некоторые историки, лишь временной передышкой в репрессиях. Даже если Людовик и питал личную неприязнь к янсенистам, то интересы государства, заставили ее отступить на второй план. После смерти государственного секретаря по иностранным делам де Лионна в 1671 г. Людовик назначил на этот пост Арно де Помпонна - племянника признанного главы янсенистов аббата Арно д'Андийи. Последний тоже не был забыт - король дал ему аудиенцию, приняв его чрезвычайно любезно.

Однако в 1679 г. этот хрупкий мир был нарушен. После того, как в споре между королем и Папой о регалии (подробнее см. ниже) янсенисты, в пику своим идейным врагам - иезуитам, поддержали Папу, во Франции их вновь подвергли преследованиям. Поддержка Папы янсенистами была чисто тактическим ходом: они надеялись, во-первых, использовать римскую курию в своей борьбе с иезуитами, а во-вторых, попытаться добиться созыва собора, где их доктрина была бы легализована. Временный характер их союза с понтификом определяла сама специфика янсенистской доктрины, предполагавшей, что непогрешимость действий Папы должна быть обязательно подтверждена Собором, и верующие могут отказать ему в доверии, если его предписания явно противоречат Священному Писанию. Кроме того, янсенисты доказывали, что если существует папская непогрешимость - непогрешимость активная, то, значит, есть и непогрешимость пассивная, присущая всем служителям церкви. Подобные положения вряд ли могли устроить папскую власть, поэтому и для нее союз с янсенистами был временным. Принятые в тот период Святым престолом меры в их поддержку, такие, например, как осуждение папой Иннокентием XI (1676-1689) 65-ти положений иезуитской морали, диктовались исключительно тактическими соображениями.

Этот конфликт янсенистов с королем положил конец религиозному миру, первым признаком чего стало удаление Людовиком из своего Совета Арно де Помпона, хотя его личные качества он ценил высоко. Многие современники, как, например, мадам де Севинье, считали, что причиной отставки была небрежность министра в делах, о чем писал в «Мемуарах» и сам Людовик XIV". Правда, в своем дневнике последний дал иную версию отставки Помпонна - сопротивление политике «присоединений» короля, в результате которой Франция приобрела ряд городов на востоке страны, включая Страсбург. Однако не следует отбрасывать и религиозный фактор отстранения Помпонна: Людовик опасался, как бы в борьбе с королем Папа не использовал в своих интересах этого министра, тесно связанного с янсенистскими лидерами. В пользу данной версии говорит и то, что Людовик XIV вернул изгнанного министра в Королевский совет сразу же после избрания на папский престол желательной для Франции кандидатуры - Иннокентия XII, проводившего политику сближения с Францией и отказавшего янсенистам в поддержке.

Не сумев устранить раздоры в Церкви, приведя враждующие стороны к согласию по образцу 1668 г., когда дискуссии о янсенизме были прекращены, Людовик XIV потребовал от Папы нового осуждения янсенизма. Под давлением короля. Папа издал в 1705 г. буллу Ушеат Ооипт. Состав¬ленный на ее основе формуляр должны были, по приказанию Людовика, подписать все французские клирики. После того, как монахини из обители Пор-Рояль-де-Шан, главного духовного центра янсенизма, отказались это сделать, их разослали по другим монастырям, а Пор-Рояль разрушили.

Новые баталии развернулись в начале XVIII в. вокруг книги янсениста отца Кснеля «Нравственные размышления о Ветхом и Новом Завете». Ее содержание затрагивало основы самой власти монарха. Уподобляя короля епископу, автор сочинения утверждал, что, хотя монарх получает свою власть от Бога, он все же, как теоретически и любой епископ, выбирается людьми. Подобное высказывание явно шло вразрез с точкой зрения Людовика XIV, не допускавшей приравнивания одного из подданных, пусть даже служителя Церкви, к монарху - местоблюстителю Бога. Хотя в целом «Нравственные размышления» подтверждали тезисы галликанской доктрины, провозглашая беспрекословное повиновение властям и осуждали папское вмешательство в дела французской церкви, после публикации книги король оказался в лагере ее противников, чем поставил в сложное положение духовенство, фактически вынудив его выбирать между верностью государю и верностью галликанизму, который оказался теперь тесно связан с янсенистским учением.

Решив положить раз и навсегда конец спорам и осудить представите¬лей мятежной «секты», Людовик стал добиваться от Папы буллы, обличающей как положения книги Кенеля, так и янсенистскую доктрину в целом. Вняв его просьбам, Климент XI издал печально знаменитую буллу Unigenitus, ставшую поистине «подводным камнем» для Людовика, поскольку в ней осуждались те положения книги отца Кенеля, что носили скорее галликанский, нежели янсенистский характер. Это прекрасно понял французский клир, среди которого образовалась оппозиция принятию буллы во главе с кардиналом Ноайлем, немедленно подвергшимся опале. Людовик XIV оказался в противоречивой ситуации: он не мог согласиться с буллой из-за ее антигалликанизма и не мог ее не принять, так как, во-первых, сам просил о ней, а во-вторых - желал покончить с янсенизмом.

Видя раскол среди духовенства, Людовик приказал Парламенту зарегистрировать буллу, но без положений, затрагивавших свободы галликанской церкви, прерогативы короны и вопрос о праве Папы освобождать подданных от клятвы верности монарху. Однако отказ части епископов одобрить папскую буллу ставил под сомнение ее законность вообще, а потому для окончательного решения вопроса предполагалось созвать национальный собор. Сделать это Людовику помешала смерть, что оставило нерешенным вопрос и о булле, и о янсенизме в целом.

Такую же судьбу, как последователям Янсения, пришлось испытать и представителям многих других течений в католической церкви, например, квиетистам (или молинистам, по имени основателя учения испанского доктора богословия Молины). Проповедуя необходимость безропотного подчинения божественной воле, они доходили до фаталистического безразличия к проблеме спасения, которое, полагали молинисты, уже достигнуто благодаря подчинению высшему разуму. Такая позиция, отвергавшая по сути роль церкви, естественно, не устраивала ни духовенство, ни короля. Людовик добился от Святого престола осуждения квиетизма, который, быстро распространившись во Франции, не приобрел большого числа сто¬ронников и, как следствие, не имел средств к серьезному сопротивлению.

Забота Людовика XIV об единстве в рядах священнослужителей, об их престиже отнюдь не означала признания за ними королем каких-либо особых привилегий, «вольностей» по отношению к государству. Людовик подчеркивал, что клирики являются для него таким же подданными, как и остальные, несмотря на какие бы то ни было привилегии, связанные с духовным саном: «Загадочные "свободы и вольности" Церкви... на самом де¬ле распространяются на всех верующих, как на клириков, так и на светских лиц, которые, все без исключения, являются сыновьями одной общей матери - Церкви. Но эти свободы не освобождают ни одних, ни других от подчинения суверену, которое предписывает им Евангелие».

Это высказывание вместе с неоднократно выражавшейся королем идеей о том, что каждый в своей деятельности должен приносить пользу, служить государству, наводят на мысль, что духовенство в представлениях Людовика XIV являло собой одно из звеньев выстраиваемой им административной системы - своего рода чиновников, контролирующих умы и души подданных. Подтверждение этому можно видеть в отношении короля к своему праву регалии, по которому он назначал епископов на их должности и наделял бенефицией.

Это право ставило как епископов, так и подчиненных им церковных служителей в гораздо большую зависимость от короля, чем от Папы, чьи буллы лишь подтверждали назначения монарха. Кроме того, мнение госу¬даря оказывало решающее влияние и на получение кардинальской шапки. Однако полной зависимости от короля служители Церкви не испытывали, поскольку имели возможность передавать по наследству епископские кафедры как с соизволения монарха, так и с благословения Папы. Нередко дворянские семьи могли в течение длительного периода времени «владеть» тем или иным епископством, главой которого всегда являлся отпрыск этой фамилии .

И все же кафедра епископа не была полной собственностью владельца: право верховного распоряжения ею всегда принадлежало монарху, кото¬рый мог потребовать отказа епископа от его кафедры, как произошло, например, с кардиналом де Рецем. Исходя из этого, Людовик XIV подчеркивал, что церковное имущество не обладает какой-либо особой природой, обусловленной духовным саном владельца. Оно является имуществом государства, своего рода фьефом, выделяемым в качестве источника доходов за службу, причем за службу государству, олицетворяемому королем. Соответственно, епископ, который с имущественной точки зрения оказывается вассалом короля, во-первых, распоряжается принадлежащей монарху собственностью, получая с нее вознаграждение за собственный труд, а во-вторых, осуществляет в своей деятельности полномочия суверена.

Людовик рассматривал право регалии как «одно из древнейших прав монархии», неотъемлемую часть своего суверенитета. Поскольку король получает власть от Бога, он в праве назначать епископов, а они, в свою очередь, призваны, как и сам государь, заботиться о благе подданных, но только о благе духовном, включая воспитание и образование. Кроме того, монарх всегда должен быть осведомлен обо всем, что происходит в его стране, а значит - и о настроениях своих подданных, их желаниях и чаяниях, а это, считал король, может обеспечить только духовенство. Показателен в данном отношении пример с письмом к епископам от 19 июля 1679 г., в котором Людовик призвал представителей духовенства помочь в искоренении дуэлей и приказал(!) посылать ему донесения об имевших место стычках, поскольку «епископы, заботящиеся о спасении душ, легче всего узнают об этом».

Таким образом, в представлении Людовика XIV духовенству как элементу государственного аппарата делегировались некоторые полномочия монарха, часть его суверенитета, что одновременно ставило клириков в положение государственных служащих с соответствующими правами и обязанностями, в том числе и в отношении имущества и доходов, связанных с саном. Фактически французские клирики стали своеобразными «интендантами» религии. Понимая это, Людовик придавал огромное значение принадлежавшему ему праву регалии как инструменту государственной власти. Его стремление закрепить за собой это право на всей территории королевства существенно затрагивало интересы папской власти, поскольку Папа обладал правом назначать епископов на так называемые «консисториальные» бенефиции, находившиеся территориях, присоединенных после заключения конкордата 1516 г.

В октябре 1661 г. Людовик XIV обратился в Рим с просьбой прислать грамоты, передающие французским королям право назначения на бенефиции консисторий в Артуа и Руссильоне. В отношении Артуа, например, он обосновывал свои претензии тем, что эта провинция была отторгнута от Франции лишь в 1526 г. и теперь с возвращением графства, входившего прежде в зону конкордата, нет никаких препятствий для того, чтобы возобновить его действие здесь вновь, Претензии Людовика вызвали огромное неудовольствие в Риме, и на королевского посла маркиза де Креки было даже совершено нападение корсиканской гвардии Папы. Жесткие ответные шаги Людовика XIV, отозвавшего своего посла и аннексировавшего Авиньон, все же заставили Папу пойти на переговоры, но и на них вопрос о регалии не был решен.

Вновь эта тема возникла с началом франко-голландской войны, когда 10 февраля 1673 г. Людовик издал первый эдикт о регалии. Ссылаясь на аналогичное постановление от 1608 г., он заявил, что право регалии принадлежит ему на всей территории королевства, ибо является одним из древнейших прав монархии. Необходимость подкрепить доводы весомыми историческими доказательствами и ссылками потребовала дополнительного изучения вопроса, что было сделано к 1675 г. В докладе Кольбера о регалии констатировалось, что это право принадлежит монарху в силу божественной природы королевской власти. Отмечалось, что впервые оно было признано за французскими королями на соборе в Орлеане 511 г. и с того времени являлось их неотъемлемым правом, которое они могли пере¬дать тому, кому поручали назначение прелатов или их избрание. Папа изображался в докладе узурпатором королевских прав.

Опираясь на такую аргументацию, Людовик XIV распространил право регалии на вес диоцезы королевства эдиктом от 2 апреля 1675 г. Собравшаяся одновременно ассамблея духовенства поддержала это решение поч¬ти единогласно, за исключением двух епископов, которые сразу же напра¬вили свои протесты в Рим. Однако со стороны папского престола, который вплоть до 1676 г. занимал Климент X (1670-1676), никакой реакции - хотя она и ожидалась - не последовало, возможно, из-за опасений перед авторитетом Людовика. Важную роль, по-видимому, также сыграло нежелание Папы вмешиваться в конфликт между Францией и Габсбургами, находившимися тогда в состоянии войны. В то же время француз¬ские клирики, даже будучи не до конца уверены в весомости исторических доводов короля по вопросу о регалии, поддержали Людовика XIV. Опиравшееся на прочные традиции галликанизма духовенство не выступило против решения, подтверждавшего его вольности. Иезуиты также встали на сторону короля, что объяснялось, вероятно, их причастностью к распределению бенефиций и назначению епископов, так как кандидатуры король согласовывал со своим духовником, по традиции принадлежавшим к ордену иезуитов. Таким образом, иезуиты получали мощное оружие для борьбы со своими идеологическими противниками - янсенистами.

Янсенисты поспешили занять в разгорающемся конфликте сторону Папы, но ответные шаги из Рима на действия короля предпринял лишь преемник Климента - Иннокентий XI. Последовательный защитник прав папской власти, так же, как Людовик XIV - власти короля Франции, он сразу включился в борьбу. Первое папское бреве (послание), осуждающее регалию как «опасное новшество», цель которого  - покушение на власть Святого престола, появилось 15 мая 1678 г. Тем не менее  французская сторона предпочла даже не обсуждать с Папой этот вопрос. В то же время личная переписка между королем и понтификом не содержала никаких признаков недовольства друг другом. Напротив, любезный тон и уважение, проявляемые каждой из сторон, не содержат и тени намека на какие-либо недоразумения между ними.

Однако вскоре в отношениях между Людовиком XIV и Папой разразился серьезный конфликт, связанный с так называемым делом монахинь Шаронской обители в Иль-де-Франсе.  Назначение королем в декабре 1677 г. новой настоятельницы, приглашенной из другого ордена, вызвало недовольство монахинь, обратившихся с протестом к Папе. Тот аннулировал распоряжение Людовика и разрешил жалобщицам выбрать настоятельницу самостоятельно. Действия Святого отца означали уже прямое по¬кушение на королевские прерогативы, с чем, естественно, монарх, не мог смириться. К концу 1679 г. он насильно поставил во главе монастыря свою протеже, но монахини, часть которых была уже сослана, не переставали направлять Папе жалобы. В Риме неизменно удовлетворяли их просьбы, направляя соответствующие послания королю. Последнее из них, от 7 августа 1680 г., Людовик XIV приказал вынести на обсуждение в Парламенте. Результатом длительной судебной процедуры стало в 1681 г. закрытие монастыря под предлогом его большой задолженности.

Тем временем Иннокентий XI не переставал осуждать регалию в своих официальных бреве, третье из которых, от 29 декабря 1679 г., содержало уже прямую угрозу. Папа предупреждал монарха, что при необходимости сумеет «воспользоваться своей божественной властью, чтобы заставить уважать права Церкви». Это послание вызвало огромное возмущение во Франции, но Людовик продолжал свой диалог с Папой, выражая готовность пожертвовать частью своих прерогатив, чтобы добиться от Святого престола уступки в отношении регалии. Вместе с тем, в переписке Людовика и его посла при папском дворе кардинала д'Эстре не раз звучала мысль, популярная среди парламентских советников и активно поддерживаемая семейством Летелье, включавшем Мишеля Летелье - канцлера Франции и двух его сыновей - Франсуа-Мишеля де Лувуа, военного министра, и Шарля-Мориса Летелье, архиепископа Реймсского, об отделении французской Церкви от Рима. Но эта идея так и осталась на бумаге, и всерьез ее более нигде не обсуждали.

Стремясь утвердить свой контроль над французским духовенством, Людовик XIV, однако, не отказывался от признания верховного авторитета Папы и старался сохранить с ним добрые отношения. Терпимость короля даже вызывала недоумение у многих современников. Так, испанский посол в Риме маркиз дель Каприо признавался, что не понимает, почему Людо¬вик XIV, которому «достаточно лишь взгляда, чтобы заставить Папу дрожать и даже погубить его, если он (Людовик - В.Л.) этого захочет», относится к Его Святейшеству с таким смирением и мягкостью.

Лишь действия Папы, направленные на обострение отношений, вынудили Людовика к ответным мерам. Король сначала устами Парламента, а затем самостоятельно заявил, что «всеми силами стремится защищать пра¬ва галликанской церкви, основанные на постановлениях первых Вселенских соборов, которые никогда не теряли своей силы». Помимо этого, Людовик включил в борьбу заседавшую в это время (1680 г.) ассамблею духовенства, от имени которой Иннокентию XI было направлено не менее грозное послание. В нем французский клир выразил свою солидарность с королем в вопросе о регалии и осудил тон папского бреве, высказав сожаление об угрозах, которые посылают «старшему сыну Церкви правители, узурпировавшие его права», и в свою очередь пообещав принять меры, соответствующие «благоразумности и рвению величайших прелатов Церкви». Заявление духовенства вызвало во французском обществе неоднозначную реакцию - раздавались как голоса явного неодобрения, так и мягкой критики в адрес французских прелатов поставивших себя в положение «женщины, которая хочет быть побитой». Но это не мешало признать, что «война», которую ведет духовенство, «лучше, чем все предыдущие, и епископы, которые думают, что говорят истины, столь же простые ...как ругательства, поистине заслуживают голубой ленты за сражение»".

Несмотря на то, что Людовик XIV не пожелал дать ассамблее возможность высказаться по вопросу о действиях монарха, письмо французского духовенства было воспринято в Риме как серьезная угроза для папской власти. Французская церковь поддержала своего короля вопреки ожиданиям Папы. В этих условиях тот изменил линию поведения, делая вид, что стремится к примирению с Людовиком, и рассчитывая на его неспособность к длительному сопротивлению. Людовик и вправду расценил сна¬чала как добрый знак то, что Папа отказался от наложения интердикта на Францию, как предлагали его советники, и вновь попытался обсудить со Святым престолом вопрос о регалии. Однако Папа категорически отказывался от переговоров по этому вопросу с королем, что вынудило Людовика к более решительным шагам. На «малой» ассамблее духовенства 1681 г., провозгласившей, что права короля в отношении регалии основываются на «древних документах», именем галликанской церкви были прокляты папские бреве по этому вопросу. В заключении присутствующим на ассамблее епископам было предложено испросить у короля разрешения на созыв национального собора или генеральной ассамблеи духовенства для окончательного решения спорного вопроса. Король одобрил эту «инициативу», рассчитывая на то, что известие о созыве подобной ассамблеи и ее возможные последствия заставят Папу пойти на примирение.

Оставляя пути для достижения компромисса, Людовик выражал готовность в любой момент отменить решения «малой» ассамблеи 1681 г., но в Риме не верили в серьезность намерений короля провести «национальный собор», тем более что Папа пытался предотвратить его созыв своими посланиями. Однако в конце сентября 1681 г. «генеральная» ассамблея все же начала работу. Тем не менее, Людовик XIV вновь попытался избежать обострения конфликта, предложив Папе переговоры на уровне послов и даже согласившись на возможную уступку права регалии в 4 спорных провинциях. И опять молчание Рима вынудило короля следовать взятым курсом, результатом чего стало принятие «Декларации французского духовенства». Ее содержание, сформулированное в 4 статьях, преду¬сматривало: 1) отрицание власти Папы как в светских делах, так и над светскими лицами, из чего следовало, что монархи не зависят от папской власти; 2) признание французским духовенством полноты папской власти в духовной сфере, но с оговоркой о превосходстве собора над Папой; 3) закрепление за французским духовенством галликанских вольностей, то есть; 4) обязательность подтверждения любого папского решения ассамблеей французского духовенства, без одобрения которой ни одно распоряжение папы не имело силы на территории Франции.

По сути, эта декларация провозглашала автономию французской церкви, хотя положения 4-х статей затрагивали в большей степени не духовенство, а монарха и теоретическую основу его власти. Но заявление об ограничении компетенции Святого престола только духовными делами, произнесенное устами ассамблеи духовенства, имело очень важное следствие - весомое подтверждение независимости власти французского монарха от Папы, что было одной из ключевых идей Людовика XIV, считавшего, что короли получили свою власть напрямую от Бога. Помимо этого, декларация наносила серьезный удар по идее, названной французским монархом «опаснейшей максимой», суть которой заключалась в том, «что папы обладают властью освобождать подданных от клятвы верности суверену». Скрытый подтекст декларации был прекрасно понят современниками, вследствие чего позднее нередко раздавались голоса о том, что для приня¬тия столь важных решений следовало бы собрать не только духовенство, но и представителей всех сословий.

Получив известие о декларации, Иннокентий XI разразился грозным посланием. Осудив право регалии как ересь, он аннулировал все решения ассамблеи, которые тем временем уже прошли регистрацию в Парламенте и приобрели силу закона. И вновь Людовик не захотел доводить дело до разрыва, приказав заседавшим на ассамблее, епископам разойтись. Тем самым он уже в который раз продемонстрировал свою готовность к переговорам со Святым престолом. Людовик XIV не решился к преобразованию французской Церкви в национальну, поэтому за Папой даже после принятия 4-х статей признавались значительные полномочия, и в первую очередь - утверждение назначенных королем епископов. Расценив стремление к компромиссу как слабость, Иннокентий XI выдвинул еще более жесткие и совершенно неприемлемые для Людовика условия примирения: отказ от конкордата и полное подчинению папской власти как монарха, так и французского духовенства . В результате, переговоры вообще оказались невозможными.

Одним из немногих пунктов, по которому король и Папа еще могли найти общий язык, был вопрос о французских протестантах. Наступление на их права систематически велось с самого начала личного правления Людовика, искренне считавшего «так называемую реформированную ре¬лигию злом, на которое я (Людовик XIV     В.Л.) всегда смотрел с болью». Ставя уже в 1661 г. задачу, добиться «многочисленных обращений» протестантов в католицизм, король, однако, полагал, что «те, кто хочет использовать меры чрезвычайные и жестокие, не знают природы этого зла (протестантизма - В.Л.), вызванного отчасти горячностью умов. Это зло надо предоставить самому себе и незаметно загасить, а не разжигать заново  сильным  противодействием...».  По  мнению  Людовика, «лучшее средство постепенно уменьшить число гугенотов в королевстве - это не давить на них никакими суровыми методами, заставить соблюдать то, что они получили в предыдущие царствования, а также не даровать им ничего больше и заключить использование [их прав] в самые тесные рамки, которые могут позволить справедливость и приличия". Последний довод о нежелании предоставлять какие-либо новые привилегии был про¬диктован соображением о том, что милости король может даровать только за службу государству, а гугеноты, хотя и «способствуют поддержке монархии» так же, как и католики, не подконтрольны ей. Особенно недопустима для Людовика была независимость от него протестантских пасторов, имевших большое влияние на значительную часть его подданных.

«Справедливое», как полагал Король-Солнце, ограничение прав гугенотов по сравнению с католиками являлось в его глазах не проявлением озлобленности против протестантов, а, напротив, выражением «доброты и заботы об их душах». Принуждая гугенотов к переходу в «истинную веру» - католичество, он действовал как настоящий христианский правитель, который при коронации поклялся искоренять ереси. Кроме того, в представлениях Людовика были сильны отзвуки средневековых воззрений, неразрывно связывавших понятия единой религии и единого государства.

Первым делом король принял шаги по предотвращению роста числа гугенотов за счет новообращенных: усиливались меры против тех, кто несколько раз менял веру, запрещался выбор иной, кроме католической, религии для детей от смешанных браков между католиками и протестантами. Затем постановлениями 1666, 1669 и 1670 гг. все неясные положения Нантского эдикта были интерпретированы в сторону уменьшения прав гугенотов: налагался запрет на проповеди протестантских пасторов в областях, где культ реформированной религии не допускался, а там, где он был разрешен, проповеди могли иметь место лишь в отведенных для этого местах; запрещались публикация, продажа и распространение кальвинистских богослужебных и теологических книг, проведение любых собраний протестантов, за исключением разрешенного Нантским эдиктом синода, да и то, согласно 34 статье этого эдикта, лишь в присутствии спе¬циального королевского комиссара; ограничивалось число преподаваемых протестантским детям школьных предметов, которые были сведены к изучению основ арифметики и освоению навыков чтения и письма; регламентировалось количество присутствующих на различных церемониях: крестинах, свадьбах, похоронах (не более 10), а также время проведения последних (только рано утром и поздно вечером). Кроме того, были ликвидированы Палаты эдикта, созданные в 1598 г. при парламентах Парижа и Руана для разбора спорных дел между католиками и протестантами.

Людовик всячески стремился подчеркнуть выгоды перехода в католичество и даже приказал выплачивать вознаграждение новообращенным". Особое внимание короля привлекали дворяне-гугеноты, в которых он, по собственному признанию, видел источник потенциальной опасности". Их следовало принудить к обращению в первую очередь. Уже в 1666 г. протестантам запрещалось содержать дворянские академии, где обучали верховой езде, фехтованию, стрельбе, танцам и всему необходимому для несения военной или придворной службы. Закрытие этих академий лишало молодых дворян-гугенотов шанса сделать карьеру, не сменив религию.

Внимание, с которым Людовик XIV относился к обращению дворян, было связано и с тем, что он верил в силу примера, подаваемого ими простому люду. Огромным успехом в этом отношении стал для короля переход в католичество одного из талантливейших полководцев - маршала Тюренна (1668 г.). Его обращение, как свидетельствует один из современников аббат Шуази, «наделало много шума в обществе: католики были этому рады, а протестанты чрезвычайно огорчены». Шуази отмечает, что Тюренн, как думали многие, поступил так из-за службы и выгод, которые мог получить от обращения не только он сам, но и его родственники-католики. Подобный смысл этого акта стал очевиден после того, как практически сразу же король пообещал добиться для племянника маршала - аббата-герцога д'Альбре, которому было всего 26 лет, кардинальской шапки от Папы, «видевшего в обращении Тюренна триумф Церкви».

Таким образом, надежды короля на то, что ограничение прав и привилегий заставит гугенотов обратиться, сбывались, по крайней мере, в отношении дворянства, на что первоначально, по-видимому, и делался расчет. С точки зрения Людовика, обращения дворянства должны были лишить гугенотов средств к возможному сопротивлению, превратить протестантизм в преимущественно «мещанскую веру», что позволило бы впоследствии безболезненно ликвидировать эту «ересь». Людовик полагал, что простой народ, увидев большую часть «защитников протестантской веры» обращенной, последует за ними вновь, как и тогда, когда встал на сторону «гонимой веры», считая приносимые во имя нее жертвы признаком «хорошей религии».

Стремление короля ликвидировать в своем государстве иное вероисповедание вполне объяснимо, с точки зрения общественных настроений эпохи, так как в то время веротерпимость была исключительным явлением. Следует также отметить, что в соответствии с логикой Людовика XIV он был освобожден по отношению к гугенотам от обязательств монарха перед подданными. Они не принадлежали к исповедуемой королем религии, а следовательно, не могли ни почитать его, ни относится к нему так, как они им это предписывал, ссылаясь на нормы католицизма. Кроме того, оказание милостей гугенотам, благосклонность к ним означала бы, что король -«местоблюститель Бога», защитник веры и покровитель духовенства - покровительствует «еретикам», что не замедлило бы отразиться как на отношении к нему католических подданных, так и на его собственном положении. Король, таким образом, утратил бы положение носителя высшей божественной справедливости, подорвал бы свой авторитет, сам лишил бы себя власти в государстве, ибо покровительство гугенотам оттолкнуло бы от него духовенство, одну из главных опор трона.

Таким образом, переход к принудительному обращению гугенотов определялся всей системой представлений Людовика XIV об обществе и государстве. Уже в ранний период, характеризуя себя в «Мемуарах» как сто¬ронника терпимости к протестантам, он не отрицал возможности резкого ужесточения политики по отношению к ним из государственных соображений"". Однако первоначально это, по-видимому, не соответствовало его внешнеполитическим целям. В момент создания «Мемуаров» Франция долго воевала с католической Испанией и с Императором при поддержке протестантских государей. Ради сохранения добрых отношений с союзниками Людовик готов был проявлять терпимость к гугенотам и внутри страны. В этом плане показательно одно из его писем к английскому ко-ролю Карлу II, где Людовик упрекал английского монарха за преследования католиков, составлявших численное меньшинство в Англии, и приводил в пример «хорошее» обращение с иноверцами во Франции. На первый взгляд может показаться, что Людовик активно защищал интересы католичества. Действительно, они были для него важным, но не определяющим мотивом, как показывает спор со Святым престолом о регалии. Очевидно, письмо было связано с желанием укрепить союз с протестантской Англией, найдя для этого ряд «точек соприкосновения», одной из которых и стал вопрос о религиозных меньшинствах. Послание в большей степени предназначалось английскому Парламенту, нежели собственно Карлу II, безразличному к религии и не раз менявшему ее, исходя из собственной выгоды.

Однако все эти внешнеполитические интересы в итоге оказались принесены в жертву примирению со Святым престолом. Поиск основы для компромисса с Папой, похоже, привел короля к решению пожертвовать протестантами, чтобы доказать свою приверженность католицизму. Правда, большинство современников Короля-Солнца не замечали этой политической подоплеки". Как правило, намерение Людовика искоренить протестантизм связывали с личными амбициями короля, либо со стремлением искупить грехи молодости, либо с влиянием духовника-иезуита отца Лашеза и/или второй супруги короля мадам де Ментенон, либо, наконец, со всеми этими причинами сразу.

Так или иначе, но с 1679 г., а особенно после получения третьего папского бреве, начиналось новое, гораздо более интенсивное наступление на права протестантов. Прежде всего, в Тулузском парламенте была ликвидирована смешанная палата, где соблюдалось равное число католических и протестантских судей, что закрывало гугенотам доступ к судебным должностям в основном районе их проживания - на Юге. В июне 1680 г. всем католикам запрещалось переходить в протестантизм. Одобрение Папой этих мер ускорило темпы искоренения ереси. Протестантам запрещалось занимать ряд должностей - прежде всего, судей, но пока что лишь сеньориальных судов; объявлялись незаконными и лишенными прав наследства дети от смешанных браков; детям протестантов предоставлялась возможность обратиться в католицизм, начиная с 7 лет, и запрещалось учиться за границей. Напротив, перешедшим в католицизм выплачивали вознаграждения, а также предоставляли возможность отсрочки на 3 года от долгов своим бывшим единоверцам. Как и прежде, миссионерской работой активно занималось духовенство. Но теперь оно особенно старалось перема¬нить на свою строну протестантских пасторов, которых убеждением и подкупом подталкивали к принятию католицизма.

Однако быстрой отдачи эти действия не давали, и тогда для увеличения темпов обращений интендант Пуату Рене де Марийяк предложил возложить на протестантов обязанность по содержанию драгун. Эксперимент, начатый в 1681 г. с санкции Лувуа, принес ожидаемые результаты, что побудило к применению этого метода в масштабе всей страны. В воспоминаниях современников вина за совет использовать драгонад в массовом порядке возлагается, как правило, и не без основания на Лувуа, который, как представлялось многим, ревниво смотрел на частые аудиенции у короля других министров и боялся в связи с прекращением военных действий потерять всякое влияние на монарха. Доказать или опровергнуть в полной мере это затруднительно, но с уверенностью можно говорить о причастности военного министра к данному проекту, так как размещение на постой драгун осуществлялось с его ведома и по его приказу.

Как свидетельствует аббат Шуази, Людовик XIV поставил вопрос о применении драгонад на Королевском совете, где мнения разделились: одни указывали на недопустимость суровых мер, полагая, что это еще более ожесточит протестантов, другие рассчитывали на то, что гугеноты, «увидев себя унижаемыми и потеряв своих вождей», последуют примеру обратившихся. В этой ситуации решающее слово осталось за королем: с одной стороны, он полагал, что не следует применять силу, а с другой - в своей политике по отношению к гугенотам он и прежде следовал принципу «унижений», веря также в силу примера вышестоящих. В итоге было принято решение о повсеместном размещении драгун на постой в домах гугенотов, к чему, по-видимому, Людовика подтолкнули результаты ассамблеи клира 1682 г. и реакция на ее решения Папы. На самой ассамблее этот вопрос практически не обсуждался. Но после ее закрытия появились 2 циркулярных письма короля от 10 июля 1682 г., первое из которых было адресовано интендантам, второе - епископам. В них предписывалось организовать совместную работу по искоренению ереси. В письме к интендантам особо отмечалась необходимость их участия в «столь полезном для государства деле» и предоставления средств для его осуществления. С этого момента политика обращения гугенотов велась по нескольким направлениям: драгонады. миссионерская деятельность, снос храмов и дальнейшее ограничение прав протестантов.

Любопытно отметить, что очень часто действия монарха расценивались как недостаточно суровые и в обществе раздавались многочисленные голоса, предлагавшие ужесточение мер. Но к этому времени и так было сделано уже немало, причем особенно выделяется законодательная активность власти: налагался запрет на эмиграцию гугенотов, на публичные собрания в любых местах, кроме храма, где даже на богослужении присутствовали теперь католические наблюдатели. Кроме того, ограничивалась возможность для гугенотских богослужений, запрещалась любая критика католической религии; протестанты лишались возможности практиковать профессию врача, аптекаря, правоведа, судьи, прокурора, нотариуса, судебного исполнителя, клерка, откупщика,   издателя   и   книгопечатника.   Протестантам,   владевшим должностями при дворе или в Высших судах, предписывалось продать их, равно как протестантским купцам - их привилегии. Дело дошло даже до того, что протестанты были включены в раскладку налога на содержание приходских церквей, а католикам было запрещено оказывать приют больным гугенотам.

Апогеем такой политики стала отмена 19 октября 1685 г. Нантского эдикта. Статьи опубликованного в этот день документа, помимо отмены всех прежних уступок гугенотам, предусматривали снос всех гугенотских храмов, изгнание из Франции в течение двух недель всех протестантских пасторов, за исключением обратившихся, которым предоставлялись пенсия и другие привилегии. Также предусматривалось закрытие всех частных школ для гугенотов, детей которых в обязательном порядке надлежало окрестить по католическому обряду . Кроме того, подтверждался запрет на эмиграцию, а тем, кто находился вне пределов Франции, предоставлялась возможность вернуться в течении 4 месяцев, предварительно сменив религию, в противном случае их имущество подлежало конфискации. Оставшимся гугенотам разрешалось сохранить свои прежние занятия (если те не входили в число запрещенных профессий), но с условием не исповедовать публично протестантский культ. За новообращенными устанавливалось наблюдение, им запрещалось проводить собрания, хранить оружие. Для них, как ранее для гугенотов, был введен запрет на эмиграцию.

Однако главная цель, стимулировавшая борьбу с протестантизмом, - примирение с папским престолом достигнута не была. Несмотря на то, что Иннокентий XI одобрил и поддержал действия Людовика XIV по от¬ношению к гугенотам, в вопросе о регалии Папа остался непоколебим: игра короля с использованием гугенотского вопроса стала для него ясна ещё в августе 1680 г. Однако Людовик все это время, вплоть до 1685 г., не терял надежды на примирение и слишком поздно понял, что его усилия тщетны. Впрочем, он и позднее еще сохранял веру в то, что «Его Святейшество... воспользуется благоприятной конъюнктурой, столь выгодной для католической религии, чтобы установить со мной хорошие отношение, и тесный союз. Тем не менее, вопрос о регалии так и не был решен ни при жизни Иннокентия XI, ни при его преемнике - Александре VIII (1689-1691), столь же последовательном защитнике прав церкви''. Окончательное примирение между Папой и королем произошло лишь в 1693 г., когда папский престол занял Иннокентий XII (1691-1700). Еще при жизни его предшественника Людовик XIV отказался от 4-х статей (1690), а в 1693 г. обязал духовенство подписать соответствующий формуляр в обмен на признание за королями Франции права регалии на всей территории королевства. Тем не менее, зарегистрированная в Парламенте Декларация сохраняла свою силу, ибо отказ от нее епископов, равно как королевские грамоты об отмене ее действия, не подлежали регистрации Парламентом. Не было также отменено, несмотря на протесты богословов Сорбонны, и введенное в 1682 г. специальным эдиктом преподавание по всей стране галликанской доктрины, сформулированной в 4-х статьях.

Не только признание за Людовиком XIV права регалии свидетельствовало о полном подчинении ему французского духовенства, но и решение королем вопроса о налогах, бремя которых духовенство отныне должно было нести, как и другие сословия. Именно в качестве такого налога Людовик XIV рассматривал «безвозмездный дар», который по решению своей ассамблеи французское духовенство приносило с 1561 г. Его сумму, считал король, должно устанавливать не духовенство, а сам монарх, так как одним из его основных прав являлась возможность лично определять размер налогов (с XV в. - без согласия Генеральных Штатов)

В 1660-1661 гг. в Париже заседала собиравшаяся раз в 5 лет ассамблея духовенства, обсуждая вопрос о предоставлении очередного безвозмездного дара королю. Собравшиеся епископы, ссылаясь на заключение мира с Испанией, требовали прекращения этой практики, поскольку им ранее удалось добиться от Мазарини обещания не требовать от духовенства после прекращения войны новых выплат в пользу государства. Однако смерть кардинала изменила настроения среди клира. Прежде прелаты готовились к решительному отказу от выплаты дара, но теперь, столкнувшись лично с королем, решили ограничиться суммой в 1400 тыс. ливров. Людовик ХIV, однако, заявил о том, что он не распустит ассамблею до тех пор, пока та те согласится на выплату ему дара в размере не менее 3 млн. ливров. Духовенство, попытавшись сопротивляться нажиму, в итоге подчинилось, сократив, правда, сумму до 2 млн. ливров. Опасаясь дальнейшей оппозиции со стороны прелатов, Людовик, удовлетворившись предложенным «даром», поспешил распустить ассамблею под предлогом того, что ее «продолжительность причиняет Церкви большой ущерб из-за длительного отсутствия епископов в их диоцезах». В этот раз он одержал частичную победу над духовенством, продемонстрировав ему свою власть.

На следующей ассамблее 1665 г, Людовик потребовал очередной выплаты «дара», пригрозив, что иначе он будет вынужден лишить духовенство налоговых привилегий и продать церковное имущество, поскольку оно принадлежит королю и в силу права регалии дается епископам лишь в пользование. После такой угрозы клир уже не пытался возражать и уплатил затребованные королем 2400 тыс. ливров. С этого времени, вопрос о прекращении выплаты дара был закрыт, и духовенство в дальнейшем безоговорочно принимало называемую королем сумму.

Это вполне соответствовало представлениям Людовика XIV о том, что все подданные должны платить налоги (сумма дара раскладывалась на всех представителей духовенства поровну). Абсолютное подчинение епископов королю позволило ему сохранить формальное освобождение духовенства от налогов, поскольку те все равно взимались в виде «дара», но с той лишь разницей, что это производилось единовременно и авансом - на 5 лет вперед. Такая же форма сборов с духовенства имела место и в дальнейшем при введении поголовного налога (капитации), изначально распространявшегося на все сословия, в т. ч. и на клир, включение которо¬го в число налогоплательщиков ничуть не удивило современников.

Твердая позиция короля в вопросе о финансовых привилегиях духовенства, его стремление поставить клир в полную политическую зависимость от короны, используя галликанские настроения духовенства, помогли Людовику XIV окончательно подчинить церковь государству, лишь формально сохранив зависимость первой от Рима, на разрыв с которым он так и не решился. Его удержала не только верность католическим догмам, впитанная с детства, но и опасение краха той системы взаимоотношений в государстве и обществе, одной из основ которой было католичество.

Мировоззрение Людовика XIV требовало подчинить церковь короне, но и не позволяло довести это до конца, поскольку король признавал формальное главенство Папы над духовенством Франции. В итоге, монарху пришлось выбирать между дальнейшим усилением зависимости церкви от государства и сохранением идейного единства клира. Но сделать этот выбор Людовик не успел.

Сведения об авторе:

Лысяков Владимир Борисович – кандидат исторических наук, в 2000-2003 гг. - аспирант кафедры новой и новейшей истории исторического факультета Московского Государственного Университета им. М.В.Ломоносова (научный руководитель – доцент МГУ, к.и.н. Пименова Л.А.), выпускник МГУ 2000 г., специалист по истории Франции XVII-XVIII вв., автор дипломной работы «Людовик XIV – теоретик и практик абсолютизма», в настоящее время является также сотрудником аппарата Правительства Москвы, советник председателя Комитета по телекоммуникациям и СМИ города Москвы..