Мемуары г-жи де Лавальер

.

.

.

На том обширном пространстве, что лежит между улицей Ада и бульваром Сен-Жак, некогда возвышался большой монастырь кармелиток. Эти монахини, которых не стоит путать с обитательницами другого поселения кармелиток, расположенной на улице Булюа, — так вот, эти монахини, как говорили раньше, и о чем часто упоминается в мемуарах того времени, были привлечены принцессой де Лонгвиль во Францию из Испании. Занятый ими впоследствии дом принадлежал аббату Мармутье, который поселил в нем нескольких монахов. Он очень дорожил ими и ни за что не хотел лишать их жилья. Уговоры не помогали, и принцесса де Лонгвиль принялась интриговать за монастырь с такой же яростью, какую проявила уже герцогиня де Лонгвиль во время Фронды. Наконец аббат был побежден, и ликующие кармелитки появились в Париже в сопровождении кардинала де Берюль, предваряемые великолепной процессией.

В дневнике л’Этуаля можно прочесть воспоминания очевидца этой церемонии: «Среда 24 августа 1605 года — День святого Варфоломея — ознаменовалась в Париже торжественной процессией сестер-кармелиток, принимавших во владение свой новый дом.

Народ валил туда толпой, как за отпущением грехов. Монахини шли стройной колонной, ведомые доктором Дювалем, служившим им церковным сторожем, — с посохом в руке и вовсе не похожим на бирюка.

Но по воле судьбы это прекрасное и священное таинство было прервано и расстроено двумя скрипками, внезапно заигравшими бергамаску. Это смутило несчастных кармелиток и заставило их быстрыми шагами удалиться вместе со своим нелюдимым предводителем в их церковь, где они, будто бы достигнув безопасного убежища, начали петь «Тебя, Бога, хвалим».

Пусть эти монахини поначалу проявили себя не лучшим образом, но вскоре их святость никто не ставил под сомнение. Строгость распорядка и тщательное соблюдение устава ее подтверждали. Вскоре считалось честью стать одной из сестер-кармелиток или жить в монастыре, не приняв пострига, но частично соблюдая устав святой Терезы. Мы знаем, что у герцогини де Лонгвиль были там личные апартаменты; что г-н Ле Камю, суровый епископ Эрский, имел там выездной дом; что м-ль де Монпансье, даже сама королева и все принцессы с радостью посещали этих святых сестер.

Добрая слава, которой они пользовались, приносила большой доход их церкви, ставшей одной из самых богатых в Париже. Алтарь, возвышавшийся над двенадцатью мраморными ступенями, окружала балюстрада из позолоченной бронзы, а стоящая на алтаре дарохранительница была из чистого серебра. По большим праздникам выставляли золотой монстранц, отделанный драгоценными камнями. Повсюду сверкали золото, серебро и бронза.

Величайшие мастера работали над украшением этой церкви. Помимо гробницы кардинала де Берюль, работы Сарразэна, здесь можно увидеть шедевры Филиппа де Шампань, дю Гида, Лорана де Ла Ир, де Стеллера, и самое главное, «Кающуюся Марию Магдалину» Лебрена — великолепную картину, написанную с другой Магдалины, не менее прекрасной и трогательной, чем первая. Можно догадаться, что мы хотим поговорить здесь о сестре Луизе Милосердной, бывшей герцогине де Лавальер. 

Именно в этом доме кармелиток, таком великолепном благодаря своей религиозной торжественности, таком суровом и пугающем из-за жесткой внутренней дисциплины, молодая, красивая, нежная, привыкшая ко всем изыскам томной роскоши женщина скрылась, чтобы провести 36 лет в покаянии.

Нечто настолько нежное связано с самим именем г-жи де Лавальер, этот второй период ее жизни всегда вызывает столь трогательный интерес, что мы посчитали нужным обозначить место, где завершилось это долгое покаяние. Нам простят описание, данное нами монастырю кармелиток, тем более что он имеет отношение к обнаружению мемуаров, которые мы сегодня публикуем. 

В 1790 году, когда дом кармелиток был отнят и продан, всем известный покупатель части здания, называемой «Павильон де Лавальер» и занимавшей то место, где сегодня проходит улица Валь-де-Грас, нашел там рукопись этих мемуаров. К пачке бумаг было прикреплено несколько писем — от г-жи де Бельфонд и от ее брата-маршала, а также несколько писем от м-ль де Ла Мот. Последние показались нам не слишком интересными и бесполезными для понимания хода событий, поэтому мы позволим себе их опустить. 

Воспользовавшись случаем и прибегнув к анализу, мы поняли, что скрупулезность нельзя назвать чертой такого характера, какой имела г-жа де Лавальер, и нам не хотелось бы возвращаться с сухой точностью грамматического анализа к этим написанным женской рукой и так легко читающимся строкам. Так позволим же ей объясниться и рассказать все о себе с этой милой небрежностью без жеманства, даже не подозревающей о существовании читателя; а еще чаще с душевным смятением и разладом между двумя враждующими страстями: воспоминанием о былой любви и всей горячностью нынешнего благочестия.

И чтобы разоблачить и наши сожаления, и наше бессилие, мы признаем, что можно много было бы сказать о восхитительном, но потерянном языке эпохи Людовика XIV, языке, который очаровал Поля-Луи[1] настолько, что, на его взгляд, самая легкомысленная болтунья того времени понимала в стиле больше, чем любой современный писатель. — Несомненно, наш энтузиазм не дойдет до подобной несправедливости (и пусть Поль-Луи, отказавшийся от своей первоначальной манеры ради архаичности, простит нас). Но мы с легкостью признаем, что для рассказа, для задушевного разговора, этой непринужденной дружеской беседы писателя с самим собой, ни один стиль не подойдет больше стиля г-жи де Лафайет, м-ль де Монпансье, г-жи де Севинье и даже ее циничного кузена, графа Бюсси-Рабютэн.

К оглавлению                Дальше >>>

.

.

Перевод: Екатерина Дерябина (Фелора)
http://memoires-fr.livejournal.com/

.

.