Абсолютизм во Франции

Мазарини умер и с началось личное управление Людовика XIV. Он долго дожидался этого и действительно стал с тех пор ясно осознавать свои королевские права и обязанности, потому стал с энергией стремиться к своей цели. Уже с первых дней после смерти кардинала молодой король дал понять, что отныне всем и всецело будет править он, что он будет сам своим первым министром и не желает, чтобы кто‑либо из государственных деятелей подписывал хотя бы самый незначительный ордонанс. Никто не ожидал тогда от двадцатидвухлетнего короля таких высокомерных заявлений. Рассказывали, что вдовствующая королева рассмеялась в лицо военному министру Ле Теллье, когда он сообщил ей о случившемся.

Итак, энергичное намерение Ришелье принудить всех французских подданных к исполнению их долга, дало свои долгожданные результаты. В то время уже не было ни предприимчивых гугенотов, ни значимых лиц судейского звания, ни таких мятежных принцев, с которыми нужно было бы бороться. Кроме того Людовик XIV замечал со всех сторон нечто в роде безмолвного согласия общественного мнения на усиление королевской власти. Фронда действительно была чем‑то в роде усиленной работы, посредством которой Франция подготовила чудесное царствование Людовика. К тому же король, по словам Сен‑Симона "был окружен выдающимися людьми всякого рода". Талантливые полководцы, министры Тюренн, Конде, Ле Теллье, Лионн, Кольбер составляли для него такую свиту, которая не имела ничего себе подобного в Европе.

Сен‑Симон также заметил, что начиная с царствования Людовика XIV уже не говорилось о пользе государства, об интересах государства, о чести государства, а говорилось только о пользе короля, об интересах короля, о чести короля. "Богу угодно, чтоб всяких, родившийся подданным, повиновался без всяких рассуждений… Нет другого более твердо установленного христианством правила, чем такая смиренная покорность подданных тем, которые поставлены во главе их". (Мемуары Людовика XIV). Впоследствии понятие о всемогуществе короля господствовало в сознании людей до такой степени, что заключения в тюрьму без суда и следствия на основании только lettre de cachet никогда никого не удивляли и не вызывали жалоб даже со стороны жертв такого личного произвола. Личные прихоти короля превратились в государственные интересы, и ни для чьих человеческих прав не было никакого обеспечения.

С таким монархическим режимом было несовместимо существование парламента, имевшего право вносить королевские повеления в свои протоколы и предъявлять против них протесты, и даже было несовместимо существование Генеральных Штатов. Произошло упразднение Генеральных Штатов и превращение парламентов в простые судебные органы. В 1665 году Людовик XIV заменил название парламентов "верховные палаты" названием "высшие палаты". Когда парижский парламент обнаружил в 1666 году намерение обсуждать эдикты, внесенные в его протоколы в присутствии короля, старший президент получил приказание немедленно созвать палаты и повторить им формальное запрещение короля. А в 1673 году король приказал вносить все королевские распоряжения в протоколы и немедленно приводить их в исполнение, и только после этого дозволял их обсуждать.

Король был единственным собственником всей территории и народного богатства: имения его подданных были в сущности имениями короля. По словам Вольтера, французский король мог тратить деньги своих подданных. Кроме всего этого король считал себя Божьим уполномоченным. "Тот, – говорил он, – кто дал человечеству королей, желал, чтобы их утверждали, как его наместников, предоставляя одному себе право обсуждать их поведение". Это была та самая теория, которую отстаивала католическая церковь и в особенности галликанская. Ведь сказал же апостол Павел: "Omnis potestas a Deo" (Всякая власть исходит от Бога). В качестве наместников Христа папы предъявляли свои права на верховную власть над королями, на что короли отвечали, что они также получили свою власть от Бога.

Людовик XIV не ограничился тем, что стал пользоваться наследством, оставшимся после Ришелье и Мазарини: он окончательно организовал систему монархического управления с помощью советов, государственных секретарей и интендантов, а из королевского дворе сделал нечто вроде настоящего органа королевской власти. "Я твердо решился, – говориться в "Мемуарах", – не допускать, чтобы кто‑либо исполнял обязанности короля, между тем как я сам буду только носить королевский титул". Это была руководящая цель личного управления Людовика XIV; он не хотел иметь при себе первого министра, а хотел сам быть своим первым министром. Хотя эти слова так ясны, что не нуждаются ни в каких объяснениях, однако не лишним будет более близкое знакомство с вызванной ими радикальной переменой в системе управления.

Со времени смерти Генриха IV монархия имела двух представителей, – короля и его министра, но в особенности с 1624 года министр присвоил себе права короля. Людовик XIV хотел, чтоб права короля и министра соединялись в одном лице, и стал смотреть на все дела управления "не равнодушными глазами (как он сам выражался), а глазами повелителя". Если правда, что Мазарини советовал ему управлять государством самостоятельно, то никогда еще никакой совет не исполнялся с большей точностью. Людовик XIV соединял в своем лице и титул и обязанности короля со времени смерти кардинала до собственной смерти, то есть в течение пятидесяти четырех лет.

Чтобы осуществить на практике свое намерение быть единственным главой государства, Людовик XIV разделил свое доверие между несколькими министрами, не возлагая его всецело ни на кого. Возникает вопрос, не вовлекся ли он в заблуждения и действительно ли он руководствовался теми правилами абсолютной власти, то есть никогда не иметь ни фаворита ни первого министра; чтобы на это ответить, необходимо подробно изучить его отношения с его главными сотрудниками. По мнению Сен‑Симона, искавшего удовлетворения для оскорбленного самолюбия, Людовик XIV всегда подчинялся влиянию своих министров, будучи убежден, что ничьему влиянию не подчиняется. Едва ли можно отвергать, что он иногда руководствовался в своей внешней политике советами Лувуа, но следует прибавить, что он всячески старался избавиться от такой зависимости. Конечно, нельзя утверждать, что он один совершил или один задумал все, что было сделано под его управлением, и было бы возмутительно несправедливо не признавать великих заслуг таких людей, как Кольбер или Лувуа, как Торси и Демаре; однако ни на каком другом монархе не лежала более полнота ответственности за все, что было сделано хорошего или дурного под его управлением, потому что никакая другая система управления не была более личной.

Обходиться без первого министра – было первым правилом Людовика XIV; не допускать в состав королевского совета ли лиц духовного звания ни людей знатного происхождения – было его вторым правилом, которого он придерживался не менее строго, чем первого. Влияние лиц духовного звания должно было ограничиваться религиозной сферой и они никогда не заседали в том Совете, где обсуждались политические вопросы. "Я держусь правила никогда не назначать членами моего Совета лиц духовного звания и в особенности кардиналов…"

Дворяне внушали опасение не столько своим характером, сколько своими громкими именами, своими родственными и дружескими связями; каждый из них мог сделаться представителем интересов той партии, которая еще незадолго перед тем пыталась возбудить междоусобную войну. Поэтому и для дворян были закрыты двери, которые вели в залу заседаний королевского Совета. Они отворились только один раз для дворянина, герцога Бовиллье. Непреодолимое желание короля устранять людей знатного происхождения от участия в делах управления обнаружилось прежде всего в его отношениях к членам его семейства. Принцы крови занимали разные должности, получали пенсии и даже иногда назначались военными начальниками, но никогда не вмешивались в политик Только два члена королевского семейства заседали в королевском Совете; но они должны были продолжать политику Людовика XIV. Великий дофин вступил в члены совета в 1691 году, а герцог Бургундский в 1701.

Людовик XIV всегда выбирал членов своих Советов из таких дворян, которые приобрели дворянское звание службой в магистратуре. Король надеялся найти в них таких министров, которые, не имея никакого значения по своему происхождению и общественному положению, будут стараться угождать ему, и которых он всегда мог низвести в то ничтожество, из которых сам их возвысил. Именно таким дворянам он поручал организацию своего финансового управления и своей армии, осмотр крепостей и портовых городов, переговоры с иностранными правительствами и украшение королевских дворцов. Умных, образованных и вообще державших себя с достоинством людей по словам Сен‑Симона он предпочитал людям недаровитым, потому что ему было легче господствовать над такими людьми и держать их в полной от себя зависимости.

Монархия Людовика XIV была достойна названия административной монархии. Действительно, если теория королевского полновластия никогда не находила более высокого и более полного выражения, чем в лице Людовика XIV, то с другой стороны и административный механизм никогда не был организован с большим искусством и никогда лучше не соответствовал намерениям того, кто приводил его в движение. Центральная власть находилась в руках короля, при котором состояли Советы, государственные секретари, генеральный контролер и канцлер; в провинциях находились королевские агенты и в особенности интенданты; между центральными и провинциальными органами управления существовала прочная связь. Главным органом этого механизма были Советы; туда поступали и там обсуждались и разрешались все вопросы, сколько‑нибудь касавшиеся государственных интересов; оттуда исходили все приказания, приводившие в движение все даже самые мелкие колеса механизма. Нововведения Людовика XIV заключались в том, что заведование каждой сферой управления он поручил специальному органу. С тех пор вся политическая и административная работа была разделена между государственным Советом, Советом депеш, Советом финансов и Тайным Советом; первые три совета были только совещательными собраниями под постоянным председательством короля, а четвертый сам разрешал дела под председательством королевского представителя, канцлера.

Словами Государственный Совет, или просто Совет называли собрание советников, обсуждавших политические дела; оно имело некоторое внешнее сходство с советом министров в государствах с парламентской формой правления. Там рассматривалось все, что касалось внутренних или внешних интересов королевства. Те, которые удостаивались чести заседать там рядом с королем, были "государственными министрами". В списке министров Людовика XIV встречаются только имена людей из буржуазии за исключением герцога Бовиллье. Число членов совета никогда не превышало четырех или пяти. Людовик XIV созывал свой Совет три раза в неделю, а в случаях крайней необходимости чаще.

Совет депеш и Совет финансов имели некоторое сходство с министерством внутренних дел и с министерством финансов. Эти советы занимались не политикой, а так называемой администрацией. В состав Совета депеш входил сам король, наследники престола, члены высшего Совета и государственные секретари; там рассматривались все вопросы, касавшиеся внутреннего управления. Король выслушивал доклады интендантов и подписывал резолюции. Кроме того, этот совет окончательно разрешал, поступившие на его рассмотрение тяжбенные дела, чем очень были недовольны члены судебных пала. Совет только высказывал свое мнение, а король все решал своей верховной властью. Все финансовые дела, – определение размера тальи, распределение этого налога по округам, выдача арендных контрактов, надзор за доходами с королевских поместий и прочее – входили в сферу ведомства Совета финансов. По приказанию Людовика XIV там заседал наследный принц, герцог Бургунский и герцог Беррийский, а настоящими членами этого Совета были начальник Совета финансов и три советника из Тайного Совета, из которых один носил титул генерального контролера финансов и руководил всеми делами. Начальник Совета финансов назначался только для пышной обстановки. Людовик XIV, председательствовавший в этом Совете два раза в неделю, говорил: "Там я постоянно старался разобрать страшную путаницу, в которую были приведены мои дела". Самые важные меры, заранее одобренные королем и контролером, представлялись на рассмотрение Совета только для соблюдения внешних формальностей.

Тайный Совет, состоявший из государственных советников и докладчиков прошений, разрешал все споры между должностными лицами, а также наблюдал за точным исполнением и правильным пониманием гражданских законов и тяжущиеся имели право обратиться к нему со своими жалобами. Роль этого суда, получившего не совсем верное название "тайного", сделалась более определенной с царствование Людовика XIV, когда заведование финансами, администрацией и политикой было возложено на другие Советы.  Он состоял из государственных советников и докладчиков прошений. Король очень редко председательствовал в этом совете и его заменял канцлер.

Наконец, Людовиком XIV были организованы различные комиссии, не находившиеся в зависимости от вышеупомянутых четырех Советов, а именно: Совет по делам совести, Совет по делам реформатистской религии, существовавший лишь временно, Совет торговый и прочие. Самым важным из них был Совет по делам совести. Ему были поручены назначения на церковные должности, а в состав его входили сам король, его духовник и два или три прелата.

Некоторые из членов Совета занимали выдающиеся положение благодаря своим специальным титулам; так например французский канцлер занимал самую высокую из всех должностей, до каких могли дослужиться члены магистратуры: он был хранителем государственной печати, президентом всех судебных палат и несменяемым в качестве высшего сановника судебного ведомства. Бывший канцлером при Людовике XIV, Пьер Сегье был известен упорством в своей борьбе с Фуке. Один из его преемников Мишель Ле Теллье окончил свою карьеру общественного деятеля тем, что скрепил своей подписью постановление об отмене Нантского эдикта.

После ареста Фуке должность суперинтенданта финансов осталась незамещенной. Кольбер, пользовавшийся в то время доверием короля, посоветовал ему учредить вместо должности суперинтенданта должность начальника королевского Совета финансов; это доставило Кольберу возможность руководить всей администрацией, занимая только должность интенданта финансов. В 1665 году он был назначен генеральным контролером; этот титул был до того времени равнозначен титулу начальника отделения, а когда его стал носить Кольбер, он стал равнозначен титулу главного министра. Под этой должностью всегда понимали главного сотрудника короля. Помощниками генерального контролера были интенданты финансов.

Четыре государственных секретаря стояли во главе обширных сфер центральной администрации. Распределение занятий между ними подвергалось частым переменам даже в царствование Людовика XIV не смотря на то, что в то время были учреждены департаменты иностранных дел, военный, королевского двора и флота. Сверх того, каждый из государственный секретарей заведовал управлением нескольких провинций. Поэтому все они имели право заседать в Совете депеш, не говоря уже о тех, которые в качестве министров, заседали в Высшем Совете.

Людовик XIV твердо держался правила не дозволять передачи по наследству должностей военных и гражданских; однако он делал из этого общего правила исключения для должностей министров и государственных секретарей. Он любил окружать себя молодыми людьми и знакомить их с делами управления, так что они начинали свою служебную деятельность его учениками прежде чем сделаться его сотрудниками.

 

"Роль короля величественна, благородна, прелестна, когда чувствуешь себя способным хорошо исполнять все, за что берешься". Произнеся эти слова, как понимал Людовик XIV ежедневное исполнение такой роли на практике? Какими он отличался качествами при исполнении своих королевских обязанностей? У "великого короля" не было ни высокой гениальности Ришелье, ни необыкновенной даровитости Наполеона. Сен‑Симон говорит, что он "родился с умом не более, чем посредственным", но прибавляет "с умом, способным развиваться и изощряться". Эта посредственность сводилась к тому, что король был одарен преимущественно здравым смыслом. Он говорил своему сыну, что "обязанности королей заключаются главным образом в том, чтоб подчиняться требованиям здравого смысла", то есть здраво смотреть не вещи и на людей и для этого изучать их. Его научили только читать и писать. К счастью для него он был одарен от природы замечательной способностью понимать смысл вещи и твердой решимостью поддерживать свое королевское достоинство. Он отличался чудовищной гордостью и эгоизмом. Но как не похвалить его постоянное прилежное занятие делами, его любовь к труду, которую не могли ослабить никакие развлечения? Он говорил: "Царствуют посредством труда и для труда, а желать одного без другого было бы неблагоразумностью и неуважением относительно Господа, несправедливостью и тиранией относительно людей…." Он каждый день присутствовал на заседаниях своего Совета; давал аудиенции всякому, кто желал говорить с ним, он всех выслушивал с терпением, с любезностью и с желанием научиться чему‑нибудь полезному. Он никогда не нарушал программы, которую установил для своих занятий. Если он был болен, он созывал Совет в свою спальню. Его министры сменялись новыми или умирали, а сам он, нисколько не изменяясь, исполнял свои обязанности, присутствовал на придворных церемониях и празднествах с правильностью движения солнца, которое выбрал своей эмблемой.

И как человек и как монарх, Людовик XIV делал много ошибок, причиной которых были его исключительная забота о поддержании своего авторитета, его любовь к славе и его тщеславие, доводившее его гордость до крайности. Но принимая в соображение здравомыслие, с которыми он понимал свои королевские обязанности, и добросовестность, с которой он исполнял их, нельзя не признать основательности оценки его исторической роли Сен‑Симоном и Вольтером. Первый из них говорил в своих "Мемуарах", что никто не был одарен такой же, как Людовик XIV, способностью царствовать; второй говорил в своем "Siècle de Louis XIV", что в этом короле ничто не затмевало монарха.

 

Провинции при Людовике XIV находились в постоянной связи с центральной правительственной властью по делам военным, административным и финансовым: что же король изменил и заново организовал в губерниях, интендантствах и в парламентах?

Губернаторы провинций были военными начальниками, обязанностью которых было обеспечение внутреннего спокойствия в подвластной им территории; эти обязанности всегда возлагались на людей военного звания. Но Людовик XIV принимал относительно этих губернаторов меры предосторожности, вызванные воспоминаниями о Фронде и старанием охранять свою верховную власть. "Я решился впредь назначать на вакантные губернаторские должности только на трехлетний срок, оставляя за собой право продлить его, если найду это нужным". Только некоторые из знатных семейств удерживали в своих руках управление провинциями, сделавшимися для них чем‑то вроде наследственных владений. Кроме того Людовик XIV отнял у губернаторов заведование доходами, назначенными на содержание крепостей; он мало помалу стал ставить в крепостях новые гарнизоны, чтобы разорвать узы, которые могли привязать войска к местным губернаторам из привычки к повиновению. После этого губернаторам не оставалось, – по словам госпожи де Севинье, – ничего другого, как только разыгрывать в их провинциях комическую роль королей. Но им очень хорошо платили за исполнение таких ролей. Губернаторы почти никогда не жили в своих провинциях, лишь изредка наведывались туда. Со времени вступления Людовика XIV на престол, они жили в Версале, не занимаясь провинциальными делами, которые были им вовсе незнакомы и совсем не интересовали их. Они отдавали эти дела в заведование интендантам.

Округи и интендантства – эти два названия, сделавшиеся синонимами с XVII столетия, обозначали административные и финансовые округи, – округи, потому что они сначала управлялись финансовым комитетом, интендантства, потому что ими впоследствии заведовали интенданты. Сторонники Фронды желали упразднить должности интендантов юстиции, полиции и финансов, но когда королевская власть одержала верх, она не сочла нужным их упразднять. Интендантства носили название главных городов своих округов.

Округи 1700 года в числе 31 разделялись на 18 округов избирательных провинций, 6 областей с провинциальными Штатами и 7 собственно так называемых интендантств на окраинах королевства. Избирательные провинции были подчинены финансовому трибуналу, члены которого всегда назывались выборными также, как в XIV столетии, когда они назначались генеральными Штатами; но они уже издавна назначались королем.

По мере того, как усиливалась королевская власть, подвергались постоянным ограничениям права старинных провинциальных Штатов: в Оверни Штаты были собраны в последний раз в 1651 году, в Нормандии в 1666 году, в Креси в 1673 году; во Франш‑Конте их существование прекратилось в 1679 году после присоединения этой провинции к Франции; такая же участь постигла их в Руссильоне и в Эльзасе. Со времени вступления Людовика XIV на престол провинциальные Штаты собирались только в некоторых отдаленных провинциях, – в Бретани, во Фландрии, в Камбрези и в Артуа, в Бургундии, в Провансе, в Лангедоке, и в некоторых небольших округах среди Пиренейских гор. "Постоянные игры и балы, три раза в неделю комедии и щегольство – вот чем занимались Штаты", по словам госпожи де Севинье. Самой важной прерогативой провинциальных Штатов было распределение между общинами различных налогов и надзор за их взысканием. Большая часть налогов поступала в королевскую казну. Размер пожертвований определялся интендантом, который был настоящим председателем Штатов, между тем как губернатор председательствовал там только для внешней обстановки. Их требования были в сущности приказаниями, потому что при Людовике XIV были запрещены всякие пререкания. В случае надобности интенданты могли прибегать к подкупу голосов или к тайным повелениям об аресте. Главная выгода Штатов заключалась в том, что через посредство назначаемых ими делегатов они сами наблюдали за распределением и за взысканием налогов.

Всемогущество короля не щадило и муниципальных вольностей также, как и провинциальных. Ни на какую из руководящих должностей не мог быть назначен человек, неугодный королю. Выборные должности являлись таковыми чисто номинально. С 1692 года муниципальные должности превратились в должности по назначению от правительства, то есть король стал в каждом городе продавать мэру и его асессорам на всю жизнь право заведовать делами городского управления. В сущности продажа должностей была одним из тех способов добывать деньги, к каким часто прибегало французское правительство в конце царствования Людовика XIV.

Интендант посылался в свой округ "для исполнения приказаний Его Величества"; эта неясная формула дает понятие о его административной роли. Одной из его главных обязанностей была раскладка тальи, но в избирательных провинциях он разрешал все подробности, касавшиеся администрации. Они распределяли налог между приходами, ежегодно объезжали свои интендантства и присылали сведения о положении округов, наблюдали за финансовыми агентами и в особенности за субделегатами, заменявшими их в каждом главном городе их округа, контролировали деятельность судебных мест, разрешали множество уголовных и тяжебных дел, сообщали Тайному Совету обо всем, что касалось исполнения королевских приказаний, имели право вмешиваться в то, что касалось полиции, торговли, промышленности, земледелия, и участвовали в преследованиях реформаторов. Вокруг себя они не находили никого, кто мог бы внушать им страх: они заставляли молчать и губернаторов, и епископов, и членов парламентов. Они подчинялись только приказаниям, полученным из Версаля. Это были могущественные агенты абсолютной монархии.

К десяти парламентам, существовавшим в 1643 году (в Париже, в Тулузе, в Гренобле, в Бордо, в Дижоне, в Руане, в Эксе, в Ренне, в По и в Меце), Людовик XIV прибавил два, – один для Фландрии и другой для Франш‑Конте. Кроме того, Людовик XIV учредил три "верховных совета" или парламента с менее широкой сферой ведомства, – для Руссильона, для Артуа, для Эльзаса, потом в Брейзах и в Кольмаре. В течение всего царствования Людовика XIV все судебные палаты находились под гнетом последствий Фронды: им было строго воспрещено всякое вмешательство в администрацию и в политику. Парламенты решали только те дела, которые оставлял интендант на их рассмотрение. Им были воспрещены всякие протесты против арестов. Кроме того, интенданты вмешивались в разрешение текущих дел парламентов.

Короче говоря, в провинциях все зависело от интенданта, который находился в полной зависимости только от государственных секретарей и от генеральных контролеров подобно тому, как сами они находились в зависимости от короля.



В общественной иерархии, зародившейся еще во времена феодализма, духовенство было высшим из трех сословий французского королевства, оно уступало только принцам крови. Но хотя духовенство и пользовалось правом первенства, щедрыми наградами и некоторыми финансовыми привилегиями, оно в сущности только служило образцом того безусловного повиновения, до которого довел все классы населения Людовик XIV. Запрещались непосредственные контакты между епископами и папой. Со времени заключения Конкордата 1516 года, французское духовенство действительно, состояло из таких должностных лиц, которые были безусловно преданы королю; но такой режим никогда не был более выгоден для деспотизма, чем в то время, когда Людовик XIV пользовался правом раздавать бенефиции. От короля вполне зависели все назначения на церковные должности. И аббатства  коменду (только для пользования доходами) король чаще всего раздавал в качестве пенсий лицам, не входившим в состав духовенства, то касательно церковных должностей Людовик XIV руководствовался теме же соображениями, как при выборе своих политических сотрудников. Некоторые из выдающихся членов французского духовенства стали, наконец, заботиться о преобразовании нравов духовенства, и эти старания увенчались успехом. Конечно, еще были такие церковные сановники, которые в сущности были светскими людьми и не отличались безукоризненной нравственностью, но в целом нравы духовенства стали с тех пор отличаться гораздо более строгим соблюдением приличий.

К прежним шести духовным пэрам Людовик XIV прибавил епископа Парижского, который стал теперь герцогам Сен‑Клу. Духовные лица, совершавшие богослужение при дворе, занимали очень высокое место в церковной иерархии. Также очень важной личностью был королевский духовник, потому как король поверял ему тайны своей совести.

Члены французского духовенства всегда пользовались тем преимуществом над дворянами из мирян, что составляли одно сословие и одно семейство. Они по прежнему заседали через каждые пять лет на больших собраниях для разрешения десятичного налога и "добровольного дара" и на малых собраниях для проверки финансовых отчетов. Дворянство не могло пользоваться даже такими внешними формами общественной деятельности, которые могли бы служить для него утешением в окончательной утрате всякого политического влияния.

   Ни в одной из стран Европы абсолютизм не нанес такого политического ущерба дворянству как во Франции. В результате этой политики французское дворянство в значительной мере было отторгнуто от управления государством. И это тем более странно, что центральное управление времени Людовика XIV приобретает ярко выраженный дворянский отпечаток. Король уезжает из беспокойного Парижа и переселяется в его предместье, Версаль. За королем и окружающим его дворянством тянется центральное правительство, в представлении которого высшее государственное установление – это двор. Казалось бы, что такая обстановка благоприятна для самого широкого проникновения дворянства в область государственного управления. Поэтому нелегко объяснить политический упадок дворянства в эту эпоху. О такого рода разгроме класса нам говорят многие современники, и всего резче и озлобленней герцог де Сен‑Симон. По его представлению разгром дворянства является результатом злокозненных замыслов правительства. (Он недоволен главным образом правительством Мазарини и Людовика XIV, но возвеличивает Людовика XIII, при котором возвысился его отец). Задачей этих людей действительно было разорвать связь дворянства с правительством. В эпоху фронды дворян разорили постоянные войны, в последствии – дорогая придворная жизнь.

   Уже в конце 60–х Людовик XIV в своих "Mémories pour le Dquphine" наставляет наследника, советуя не делать ближайшими помощниками людей хорошей породы. Лучше возвышать из ничего лиц без родословной и без влияния. Они все время будут чувствовать себя "созданиями короля". Король действительно был одержим идеей "ровнять головы подданным". Его мемуары пронизаны идеей какой‑то особой монаршей гениальности и исключительности, а все подданные, по мнению самого короля, должны меркнуть в сиянии его солнца. Что, собственно, и наблюдается в эту эпоху.

   Правительство сосредотачивает вокруг себя не только верхи дворянства, но и его середину и низы. Наводняя Версаль и Париж, дворяне теряют связь с почвой. Появляется много бесполезных трутней – дворян, уехавших из своей провинции, но не поступивших на государственную службу. Дворяне утрачивают даже врожденный вкус к ремеслу полководца и к войне вследствие того, что устанавливается новый порядок прохождения должностей. Король требует, чтобы дворяне жили при его дворе, и не только аристократия, но и средние семьи. Он неохотно смотрит, когда уклоняются от этой чести. Не являться ко двору означало навлечь на себя опалу. Король не любил также, чтобы жили только в Париже, не являясь при этом в Версаль. Жалобы недовольных придворных того времени сводились не только к тому, что их заставляли сосредотачиваться и обезличиваться вокруг двора. Они указывали, что при дворе не различают породы, происхождения, соединяют высшее дворянство с дворянством среднего и мелкого калибра. При дворе господствует мешанина, неуважение к рангам. Небогатые и неродовитые мнят себя там равными лучшим родам. И не только у фрондирующего Сен‑Симона, но и со стороны вполне лояльного дворянства мы встречаемся с такого рода жалобами. (Например Бюсси Рабютен пишет своей родственнице г-же де Севинье, что она напрасно называет его так часто в своих письмах графом. Г-жа де Севинье замечает по этому поводу, что напрасно Бюсси Рабютен обижается на такой титул. Он не заключает в себе ничего постыдного. Вот если бы дело шло о титуле маркиза, то действительно можно было бы высказать неудовольствие, до такой степени он захватан разными проходимцами, которые присваивают его себе, не имея на это ни малейшего права. Тут можно было бы обижаться. А титул графа еще не успели обесценить до такой степени).

   К смешению слоев военного и штатского дворянств присоединяется еще и проникновение в эту среду элементов другого рода: дворянства пэра и даже совсем не дворянства. Странным образом, но во Франции, где всегда больше всего ценили наряду с хорошим происхождением военную службу, трудно стать дворянином именно на военной службе. Зато гораздо легче сделать карьеру неродовитому человеку путем гражданской и особенно придворной службы. Только в военной службе дворяне могли оказать услуги королю, не унижая при этом своего достоинства, но и там все совершенно изменилось. Люди, родившиеся для того, чтобы командовать другими, смешивались с теми, которые родились для того, чтоб им повиноваться. Знатное происхождение оказывалось бесполезным. Потомкам феодальных баронов не оставалось ничего другого, как рисковать своей жизнью на войне, вынося оскорбления от канцелярских служителей. Сен‑Симон выказал свою дальнозоркость, гневно восставая против такого режима, который превратил "людей всех сословий в простонародье"; он понимал, какая глубокая рана была нанесена старинным феодальным понятиям.

"Дворянство, приобретенное службой, осмеливается на все, захватывает в свои руки все и надо всем господствует", с негодованием писал Сен‑Симон. Вольтер наоборот радовался тому, что "горожане, прежде считавшие для себя за особую честь поступление в лакеи к вельможам, сделались равными с вельможами". Оба они были правы: систематическое унижение дворянства сопровождалось систематическим возвышением буржуазии". С политической точки зрения гражданская служба была в то время уже выше военной.

Все государственные должности были заняты членами королевских династий, происходивших из сословия разночинцев. Эти "порфирородные буржуа", как их с презрительной иронией называл Сен‑Симон, с колыбели предназначались для занятия должностей государственного секретаря по праву наследства; Людовик XIV раздавал им всякого рода милости, способные поставить их наравне с самыми знатными французскими семействами.

В продолжительное царствование Людовика XIV, а в особенности после смерти Кольбера министры часто брали деньги у услужливых заимодавцев, поэтому капиталисты приобрели такую силу, что правительство старалось не причинять им никаких неприятностей.

Не все дворяне относились с оскорбительным презрением к капиталистам и разночинцам. Нужда в деньках у знатных людей, разорившихся при дворе, а с другой стороны тщеславие должностных лиц и капиталистов довершили столь желательное для Людовика XIV уравнение всех классов населения: брачные союзы, выгодные для одних и лестные для других, изгладили последние следы общественного неравенства между незнатным министром или разбогатевшим аферистом и знатным, но разорившимся придворным.

После характеристики положения трех первых разрядов буржуазии, – судейского сословия, ученых и купечества в Etat de la France ( издание 1661 года ) сказано: "Живущие в деревнях крестьяне составляют четвертый разряд третьего сословия, который, хотя и многочисленнее других, доставляет нам лишь очень мало интереса для его изучения. Мы можем только сказать, что он уплачивает талью и обрабатывает землю для снабжения городских жителей съестными припасами". Действительно о деревенских жителях можно было сказать почти только то, что без них Франция осталась бы без хлеба и что на них лежала вся тяжесть налогов. Блеск военной славы, дипломатические успехи и блестящая обстановка версальского дворца часто заставляют позабыть, насколько был тяжел тот период для деревенских жителей, на которых лежало бремя государственных повинностей, становившееся все более невыносимым. В течение почти десяти лет благотворный гений Кольбера облегчал положение народной массы и придавал земледелию и промышленности более широкое развитие. Но с 1672 года начались почти непрерывные сорокалетние войны, а безрассудства, совершавшиеся в Версале и в Марли окончательно истощили последние денежные средства. До чего доходило истощение сил Франции с полвины царствования Людовика XIV, видно из того факта, что этот король решился в 1689 и в 1690 году прибегнуть к такой финансовой мере, которая, конечно была очень унизительна для его любви к роскоши и к внешней обстановке. Он приказал перенести на монетный двор для расплавки великолепную мебель из цельного серебра.

 

Достаточно вспомнить как было невыносимо бремя налогов, в какой упадок пришла торговля и как уменьшилось число населения во Франции, чтобы понять, какую сильную радость вызвало в народе известие о прекращении царствования "столь продолжительного и столь безжалостного". "Провинциальное население, доведенное до отчаяния своим разорением, трепетало от радости, по словам Сен‑Симона. Доведенный до нищеты и обремененный налогами народ выражал благодарение Господу за избавление от прежних бед, в котором более не сомневался.

Люди того времени позабыли в эту минуту личные королевские качества Людовика XIV, величие его правительства, славу, доставленную им Франции; они вспоминали только о его необузданном деспотизме, который осилил всякое сопротивление и погрузил Францию в бездну нищеты. Но чтоб выяснить результаты царствования Людовика XIV необходимо заглядывать далее этой эпохи, далее царствования двух преемников этого короля, и понять непосредственную связь между событиями того времени и событиями 1789 года. Настоящим последствием этого царствования была французская революция. В экономическом отношении Людовик XIV сделал ее неизбежной, в политическом отношении от сделал ее неизбежной.

 

 

1. ДИПЛОМАТИЯ И ВОЙНЫ

 

XVII столетие было великой эпохой для французской дипломатии. Еще никогда дипломаты французского короля не пользовались более сильным влиянием. Их деятельность была бесподобна, их роль была первостепенной. Им поручали вести переговоры о заключении союзов с иностранными государями и склонять их к составлению таких завещаний и к такому разделу их владений, каких желало французское правительство. Дипломатические агенты XVII столетия разделялись на два разряда: это были вельможи и простые посланники или резиденты. Людовик XIV любил возлагать трудные поручения на разночинцев; дворяне знатного происхождения служили большей частью внешней обстановкой и в посольствах и при дворе.

Дипломаты получали четкие инструкции от короля, но каждому из них предоставлялся большой простор относительно средств для достижения целей. Дипломат должен был брать на себя всякие роли, чтобы отстаивать интересы своего государя, жертвуя мелочными вопросами и воображаемыми требованиями чести. У Людовика XIV были превосходные дипломаты, воспитанные в школе таких наставников, как Ришелье и Мазарини. Самыми выдающимися из них были: Гюг де Лионн (1611–1671), Арнольд де Помпонн (1618–1699) и Кольбер де Круасси (1625–1696), брат великого Кольбера. Людовик XIV руководствовался традициями своих великих предшественников, – оказывать покровительство слабым и играть роль посредника между сильными. Во вред ему сыграло его высокомерие, которое породило пренебрежение ко всей Европе.

 

Наравне с дипломатами по своим личным достоинствам стояли во второй половине XVII столетия военачальники. Это была эпоха самых блестящих побед, какие одерживая старинная французская армия. Лувуа был тем, кто доставил Людовику XIV эту армию, но то, что он сделал в этом отношении уже было подготовлено его отцом Мишелем Ле Теллье.

В то время французская армия еще не была постоянной и правильно организованной. Тридцатилетняя война привела ее в расстройство; в армии отсутствовало единое командование, на всех ступенях военной иерархии не было никакой дисциплины. Лувуа же сделал армию "монархической", отдав ее в руки короля; он ввел в ней централизацию подобно тому, как Кольбер ввел централизацию во всех подвластных ему сферах управления, сделал ее по‑настоящему национальной, провел ряд реформ внутри самой армии.

Инженер Людовика XIV Вобан разрабатывал новые методы осады и обороны крепостей. Благодаря деятельности Лувуа и Вобана во французской армии были уничтожены остатки феодальных понятий и она сделалась послушным орудием в руках короля; была намечена организация всех отраслей военной администрации и был учрежден над нею серьезный контроль; были подготовлены перемены в вооружении войск и в тактике; Франция превратилась в укрепленный лагерь, который защищали 20 миллионов жителей и который был недоступен для неприятельских армий. Благодаря Лувуа и Вобану Людовик XIV имел самую многочисленную и самую хорошо подготовленную из всех европейских армий. Понятно, что он спешил употребить такую армию в дело.

Подобно тому, как он был обязан Лувуа своими сухопутными военными силами, морскими военными силами Людовик XIV был обязан Кольберу, который с 1669 года принял флот в свое заведование. У французского короля было только тридцать морских судов, стоявших неподвижно в порту. Нужно было построить целый флот и Кольбер построил его из французского дерева во французских портовых городах руками французских рабочих. На Средиземном море были преимущественно галеры; на океане – шхуны, корветы, фрегаты, линейные корабли. Все суда были оснащены артиллерией. Благодаря Кольберу и Сеньеле Франция господствовала на морях в течение четверти столетия.

 

Деволюционная война

 

Франция еще никогда не пользовалась в Европе столь безусловным господствующим влиянием. Оказывая покровительство слабым и одерживая победы над сильными, она была повсюду столь же любима, сколь и уважаема. Людовик XIV желал воспользоваться своими военными силами.

Мария‑Терезия, выходя замуж за Людовика XIV, отказалась от права наследовать своему отцу с тем условием, что будет уплачена назначенная ей в приданное сумма в размете 500 тысяч золотых экю. Сумма эта не была уплачена в назначенные сроки. Стало быт отказ Марии‑Терезии от отцовского наследства был недействителен благодаря вышеупомянутому условию, которое было включено в брачный договор Лионном. В январе‑июле 1662 года с мадридским правительством велись переговоры с целью склонить его к признанию наследственных прав королевы и недействительности ее отказа от них; но эти переговоры оказались безуспешными. Ссылаясь на требования "дореволюционного права", по которому родовые имения принадлежали детям, родившимся от первого брака, Людовик XIV старался обеспечить для себя право получить по наследству Нидерланды, ведь Мария‑Терезия была единственной дочерью Филиппа IV и его первой жены, французской принцессы Елизаветы.  Повсюду скрепились союзные узы с Францией в ущерб австрийскому королевскому дому.

Еще в прошлом столетии Колиньи говорил, что кто не желает войны во Фландрии, тот не имеет права называть себя хорошим французом. Так думал и Людовик XIV. Пользуясь кончиной своего тестя Филиппа IV, он попытался завладеть Бельгией. "Дореволюционное право" служило юридическим предлогом для споров, а в сущности они были вызваны государственными соображениями.

В мае 1667 года французские армии выступили в поход без предварительного объявления войны. В Бельгии почти вовсе не было войск. Французская армия быстро захватила всю южную часть приморской Фландрии. Дипломатические успехи французов были не менее блестящи, чем военные. Главным соперником Людовика XIV в его притязаниях на испанское наследство был император Леопольд, но вскоре его удалось склонить к признанию наследственных прав французского короля. 20 января 1668 года был подписан в большой тайне договор о разделе владений Карла II после его смерти. Император должен был получить на свою долю наследства Испанию, Миланское герцогство, Сардинью и испанские колонии, а французский король Нидерланды вместе с Франш‑Конте, Наварру, Неаполь, Сицилию и Филиппинские острова.

Голландия присоединилась к Швеции и к Англии, чтобы остановить французов. Между правительствами этих трех стран состоялось в январе 1668 года соглашение, направленное против Франции. Они заключили Тройственный союз и предложили свое посредничество между Францией и Испанией; тайными статьями этого договора они условились принудить Людовика XIV к заключению мира в случае необходимости силою оружия и не дозволять ему расширить границы Франции далее пределов, установленных пиренейским договором.

Мирные условия уже обсуждались в Сен‑Жермене между уполномоченными Франции и Испании. Людовик XIV понял необходимость не продолжать своего победоносного наступательного движения. 2 мая 1668 года был заключен ахенский мирный договор. Франция уступала Франш‑Конте, но сохранила все завоевания, сделанные во Фландрии. Таким образом приобретенные французами территории вдавались клином внутрь неприятельских владения и ставили необходимость рано или поздно завладеть соседней территорией. Все понимали, что ахенский мирный договор требовал новых завоеваний.

 

Война за испанское наследство

 

Лувуа доказывал королю, что завоевание Голландии было бы самым верным способом приобрести испанские Нидерланды. Война с Голландией была вызвана государственными интересами и в особенности желанием отстоять интересы католицизма и отомстить голландцам за их негативное отношение к монархии. Три великих министра Людовика XIV старались превзойти один другого в старании угодить королю, – Лионн, доставляя ему союзников, Кольбер, выискивая необходимые денежные средства, Лувуа, организуя армию.

Прежде всего нужно было поставить Голландию в изолированное положение, вооружив против нее членов Тройственного союза. В Лондон была отправлена герцогиня Генгиетта Орлеанская; она подписала окончательный мирный договор с Карлом (Франция обязалась выплачивать английскому королю немалые денежные субсидии). Германия также перешла на сторону Франции. Заранее обговорив условия с выгодой для себя к Франции также примкнули курфюрсты Бранденбургский и Баварский, обязуясь помочь войсками. Переговоры со Швецией были начаты Арнольдом де Помпонном, а окончательный союзный договор был подписал в апреле 1672 года. Итак, Людовик XIV окружил маленькую республику Соединенных Провинций чем‑то вроде дипломатической ограды. Благодаря Лувуа Франция в первый раз имела сто двадцатитысячную армию сто ста пушками, собравшуюся в полном порядку в назначенном месте и снабженную провиантом в достаточном количестве. В этой, компании, естественно, принимал участие сам король.

Военные успехи французской армии была очевидны. Французы захватили ряд крепостей и подошли к Амстердаму, где городской совет обсуждал вопрос, не следует ли немедленно сдаться чтобы смягчить требования победителя. Маленькая республика, по видимому, находилась на краю гибели. Голландцы обратились к французскому королю с предложением мира, но Людовик XIV, которому следовало согласиться на умеренные выгоды, захотел невозможного и предъявил в ответ такие условия, что голландцы ответили народным восстанием. Они возвели Вильгельма Оранского в звание штатгальтера. Он сделался душой всей Европы в ее сопротивлении Людовику XIV. Обороняясь позади последней плотины, он не терял надежды спасти свое отечество и залил всю Голандию водой. Людовик XIV поступил неблагоразумно, поставив свои гарнизоны в завоеванных городах. Они были вынуждены отступать перед океаном, и зимой 1672–1673 года французская армия удалилась из Голландии.

Война уже совершенно утратила свой прежний характер. В то время, как Людовик XIV увлекался широкими честолюбивыми замыслами, в Европе составлялись коалиции для оказания помощи голландцам. На сторону Вильгельма Оранского скоро перешли и император Леопольд, герцоги Брауншвейгский и Гессенский, король Датский и король Испанский, который впоследствии один поплатился за всех. Эта вторая коалиция, направленная против слишком могущественной Франции, называлась Великим Союзом. Англия громко требовала войны с Францией. Только Швеция оставалась в союзниках.

С тех пор военные действия велись частью в Бельгии, частью на берегах среднего Рейна. Кампания 1674 года началась вторжением французов во Франш‑Конте, оно было таким же успешным как и в 1668 году. Король осадил Безансон, а Вобан принудил эту крепость сдаться. Наступательным движением руководил не Конде, а герцог Невайль. Конде был на севере, где вел борьбу с Вильгельмом Оранским.

Походы в пфальцграфство и в Эльзас были лучшими походами, которыми руководил Тюренн. Ему было поручено охранять с небольшой армией области среднего Рейна и остановить наступательные движения немцев и герцога Лотарингского. Лувуа приказал Тюренну опустошить пфальцграфство для того, чтобы между Германией и Эльзасом был пустыня. Это была жестокая военная экзекуция, но вместе с тем вызванная жаждой мщения. Обычаи XVII столетия дозволяли эти жестокости. Поначалу эти строгие меры не принесли французам никакой пользы, однако затем решительными действиями Тюренн выгнал немцев из Эльзаса. После гибели Тюренна (27 июля 1675 года) французская армия пришла в расстройство, чем и поспешил воспользоваться неприятель. Положение поправил Конде, который искусно веденной компанией снова принудил немцев перейти на правый берег Рейна. После этого был одержан еще ряд побед, в частности герцог Орлеанский и маршал Люксембург одержали большую победу над Вильгельмом Оранским подле Касселя.

Продолжение войны было крайне разорительно для Франции. Правительство добывала средства разными способами, в том числе и увеличением налогов. Крайняя нищета населения вызвала восстания против налогов в Нормандии, Бретани и Гиене. Единственные союзники Франции были разбиты пруссами. Союз с Англией стоил Франции дороже, чем когда‑либо. Людовик XIV понял необходимость заключения мира. Переговоры открылись в Нимвегене и окончились заключением четырех договоров, подписанных Францией с Соединенными Провинциями, с Испанией и с императором в промежуток времени с августа 1678 по февраль 1679 года. К концу 1679 года мир был восстановлен во всей Европе.

Так кончилась продолжительная война с Голландией, доставившая Франции Франш‑Конте, а Людовику XIV такую славу, которую стали воспевать поэты и которая вызывала восторженные рукоплескания народа. Никогда еще Франция не была более великой и не казалась более сильной, но ее уже перестали любить. Покровительство, которое она оказывала небольшим государствам, превратилось для них в тяжелую зависимость. Коалиции, которые она прежде устраивала по своему произволу, обратились против нее. Людовик XIV хотел довести Голландию до совершенного бессилия, а ее положение стало улучшаться, потому что ей был отдан Маастрихт и были отменены таможенные пошлины, стеснявшие ее торговлю. Стало быть победа Людовика XIV не была полной, а Нимвегенский договор предвещал новые бури.

 

Аугсбургская лига

 

Царствование Людовика XIV, достигшее своего апогея, стало с тех пор клониться к упадку.

Непомерное могущество и высокомерие Людовика XIV после Нимвегенского договора, его притязания на подвластные провинции закаченных городов, в частности захват Страсбурга (1681), а также отмена Нантского эдикта, которая повлекла за собой преследования протестантов и истощение сил самого могущественного государства Европы, – все это оживило надежды врагов великого короля. Благодаря стараниям Вильгельма Оранского, император, Испания, Голландия, Швеция, округи баварские, швабские и франконские условились отстаивать соблюдение вестфальских договоров. Эта Аугсбургская Лига (17 июля 1686) была третьей коалицией против Людовика XIV и гораздо более грозной, чем коалиции 1668 и 1673 года.  

Война Франции с Аугсбургской Лигой была последствием ее длительного соперничества с Австрийской династией за испанское наследство.  Эта война началась в 1687 году на берегах Рейна с Германией. Французами был завоеван Пфальц, где их армия беспощадно жгла замки и разрушала дома. Жители Пфальцграфства, доведенные до отчаянного положения, стали распространять по всей Германии ненависть к французам и жажду мщения.

Война с Аугсбургской Лигой не была только борьбой за поддержание равновесия между европейскими государствами, в которых все роли перевернулись на выворот по вине Людовика XIV. Это была преимущественно война из‑за принципов и последняя религиозная война. В Англии вспыхнули революция в 1688 году; католический и абсолютный монарх Иаков II был свергнут, а на престол английским парламентом был возведен Вильгельм III, который включил своих подданных в состав коалиции против Людовика XIV. Тогда Аугсбургская Лига сделалась "великой лигой" (сентябрь 1689). С тех пор война была ничем иным, как дуэлью между двумя представителями двух противоположных принципов. Один из них, – человек ограниченного ума, злопамятный и упрямый, – скрывал под свойственным голландцам хладнокровием свое терпеливое и расчетливое честолюбие. Он был столько же мрачен и молчалив, сколько его соперник любил внешнюю роскошь и славу. Суровый кальвинист Вильгельм, стоявший в главе немногочисленного республиканского народа и сделавшийся в Англии конституционным королев, осмелился вступить в борьбу с грозным поборником католицизма, с неограниченным правителем Франции и коронованным идолом Версальского дворца. Он много раз едва не был окончательно побежден, не смотря на то, что за него была Европа, но после проигранных сражений никогда не падал духом и наконец довел Людовика XIV до необходимости согласиться на унизительные уступки. Объясняется это тем, что Вильгельм был представителем будущих идей о свободе религиозных исследований и о народном верховенстве во всем, что касается политики. А в такой борьбе будущего с прошлым всегда остается побежденным прошлое со своими устарелыми принципами.

Неудачей окончилась попытка Людовика XIV вернуть Якова II на английский престол. Вильгельм III разбил французскую армию, вторгнувшуюся в Ирландию под предводительством свергнутого короля. Военные действия против англичан велись также на море.

На суше французские генералы одерживали большие но бесплодные победы. Они не умели извлекать выгоды из своих побед и доводить неприятеля до необходимости просить мира. Лувуа собрал трехсоттысячную армию, но не составил для нее общего плана действий. Однако и него было два первоклассных полководцы – маршал Люксембург и Катина. Люксембург был отправлен в Нидерланды для борьбы с принцем Оранским; Катина отправился сражаться в Альпийских странах и своими искусными маневрами разрушил отважные замыслы герцога Савойского. В начале войны армии Людовика XIV были очень разбросаны, поэтому самые большие победы были одержаны в Нидерландах и Альпах. В Нидерландах маршал Люксембург одержал ряд блестящих побед над армией Вильгельма Оранского, а победы Катина над герцогом Савойским увенчались завоеванием Савойи и Ниццского графства (1696).

С 1693 года военные действия велись очень медленно. Людовик XIV был вынужден назначить вместо Лувуа Барбезье, а вместо Сеньелэ Поншартрена. Преемником искусного полководца Люксембурга он назначил неспособного Виллеруа. На море и в колониях успехи сменились неудачами; Людовик XIV уже не имел необходимых средств для содержания больших эскадр. Но французские корсары стали заменять исчезнувшие французские эскадры. Они гонялись по морю за неприятельскими кораблями, грабили их и возвращались со своей добычей во французские портовые города.

Сражаясь безо всяких союзников со своими многочисленными врагами, Людовик XIV очень скоро истощил все денежные средства Франции. В течение десяти лет война стоила ему около 700 миллионов ливров. Впрочем испанский король Карл II был близок к смерти, Людовику XIV было необходимо как можно скорее разрушить коалицию для того чтобы вся Европа не мешала ему получить его законную долю испанского наследства. Ъ

Прежде всего Людовик XIV помирился с папским правительством; затем (в 1696 году) заключил Пиньерольский договор с герцогом Савойским. Переход герцога Савойского на сторону Франции разрушил коалицию. В результате Франция заключила четыре договора, – с Англией, Голландией, с империей и с Испанией 20 сентября 1697 года и договор с императором 30 октября того же года. Людовик XIV согласился признать Вильгельма III английским королем и не оказывать никакой поддержки Стюартам. В результате возвращения многих территорий, из всех приобретений, сделанных Францией со времени заключения Нимвегенского мира, Людовик XIV сохранил только Страсбург в результате Рисвикских мирных договоров. И несмотря на свои блестящие победы, он вынужден был заключать мир не как победитель, а как побежденный. Он утратил Лотарингию, которую завоевал еще Ришелье, он признал короля, возведенного на престол революцией. Не смотря на то, что у него были такие великие министры, как Лувуа, Сеньолэ, Кольбер де Круасси; такие искусные полководцы как Люксембург, Катина, Вандом; такие моряки, как Турвилль, д'Эстре, Жан Барт, Людовик XIV был побежден полководцем, чаще которого никто не подвергался поражениям в течение XVII столетия, – Вильгельмом III. Политика, отстаивавшая единство католической религии и господствующее влияние Франции в Европе, подверглась в лице великого короля решительному поражению. Догмат дарованной Богом монархической власти был сильно поколеблен.

Европа, в течение целого столетия так часто соединявшая свои силы для борьбы с Габсбургской династией, стала обнаруживать постоянную готовность соединять эти силы для борьбы с Бурбонами. Итак, бракосочетание Людовика XIV с Марией‑Терезией был вредно для Франции. Оно ослепляло короля всегда близкой и всегда на время отлагавшейся надеждой присоединить к Франции бесчисленные владения испанских королей. Эта надежда скоро сбила политику Людовика XIV с правильного пути. Если в первые годы царствования он помышлял только о необходимости расширить границы Франции в северо‑восточном направлении; то со временем он потерял из виду эту важную цель и стал заботиться только о получении испанской королевской короны. Он хотел объединить всю Европу в католическую абсолютную монархию, которая была бы подчинена его верховной власти. То было большим несчастьем для Франции, что Людовик XIV следовал примеру Карла Пятого, а не кардинала Ришелье.

 
 

 

2. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ФРАНЦИИ ПРИ ЛЮДОВИКЕ XIV

 

Жан Батист Кольбер, сын разбогатевшего суконщика, доверенное лицо Мазарини, был назначен интендантом финансов в марте 1651. Он был одним из противников суперинтенданта финансов Фуке и постоянно внушал королю, что тот злоупотребляет своим положением. В падении Фуке главным образом, конечно, сыграли уязвленное самолюбие и гордость Людовика, были задеты его личные чувства, однако Кольбер, как особо ярый противник суперинтенданта, тоже приложил к этому делу немало усилий. Масла в огонь подлил поразительной роскоши прием, который Фуке оказал королю и его двору в своем дворце Во‑ле‑Виконт. Через несколько дней после этого он был арестован. Фуке, конечно, был человеком талантливым и большим взяточником. В качестве суперинтенданта он один делал распоряжения о взыскании государственных доходов и о выдачах денег на расходы и, не смотря на контроль со стороны казначеев, мог одним уплачивать все сполна, а других подвергать значительным убыткам. Этим способом и многими другими он накопил огромное состояние, которое тратил в свое удовольствие. Фуке был обвинен в государственном преступлении за то, что составил план междоусобной войны и разных денежных вымогательств и неосновательно утверждал, будто снабжал короля деньгами; кроме того он получал пенсии от откупщиков и покупал по дешевой цене векселя государственного казначейства, за которые потом умел взыскивать сполна. В результате он был приговорен к ссылке с конфискацией имущества, однако король заменил это наказание пожизненным тюремным заключением. Он умер в 1680 году, проведя в тюрьме 15 лет.

Кольбер же отличался не столько великим умом, сколько добросовестностью в исполнении своих обязанностей и искренней преданностью королю. Его добросовестность, соединенная со здравомыслием и с желанием общей пользы, имела такое сильное влияние на провинциальное управление, что Франция благоденствовала, пока король руководствовался его советами. Через 10 дней после падения Фуке он был назначен членом Совета финансов, учрежденного 15 сентября 1661. В том же году ему было поручено заведование делами морского министерства, в 1664 он купил должность суперинтенданта построек; он был назначен генеральным контролером финансов в декабре 1665 года, государственным секретарем при королевском дворе в феврале 1669 года, государственным секретарем морского ведомства в марте того же года. Еще в 1659 году он планировал свое управление: заменить путаницу порядком, учредить судебную палату, которая прекратила бы злоупотребление откупщиков, возвратить деньги покупателям бесполезных должностей, восстановить равенство в распределении тальи, уменьшить расходы на взыскание этой подати. С 1661 года порядок был восстановлен введением отчетности по примеру торговцев: тогда стали составляться списки всех доходов и расходов; ежемесячно представлялся королю краткий отчет с указанием всех сумм сравнительно с суммами 1661 года; в октябре составлялся проект бюджета на следующий год, а в феврале представлялся королю окончательный отчет за прошедший год.

Кольбер стремился к равному распределению налогов, пытался упорядочить распределение тальи. Однако в то же время понимал, что облегчения положения одних идет в ущерб другим. Он прекратил некоторые злоупотребления при взыскании пошлин на соль, упростил тариф таможенных пошлин.

Сравнивая отчеты, составлявшиеся в начале этого периода с теми, которые составлялись в конце, мы приходим к следующему результату: общая сумма налогов и постоянных королевских доходов доходила во время падения Фуке до 85 миллионов ливров, а без расходов по их взысканию 32 миллиона; в 1683 году общая цифра налогов превышала 119 миллионов, а чистый доход доходил до 97 миллионов, то есть был втрое больше той суммы, которая находилась в распоряжении короля до управления Кольбера. Этот результат был достигнут не столько введением новых налогов, сколько введением порядка при взыскании старых. Цифры расходов и доходов ясно доказывают, что в результатах финансового управления произошла очень выгодная перемена. Кольбер старался внушить королю склонность к бережливости. Но желание славы короля обходилось дорого и военная политика находилась в противоречии с финансовой; положение финансов было лучше до войны с Голландией, чем после нее. Но если судить в общем, то был установлен баланс расходов и доходов.

Кольбер высказал свою заботу о развитии земледелия, уменьшив размер тальи и цены на соль, запретив отбирать у крестьян рогатый скот для уплаты их долгов. Он приказал своим интендантам собирать точные сведения о том улучшается ли положение крестьян. Однако добрые намерения Кольбера были парализованы той экономической системой, которой он руководствовался. С 1659 до 1662 года он был свидетелем страшного неурожая, увеличившего цену хлеба втрое. После этого он запретил экспорт хлеба, когда урожай казался ему недостаточно хорошим, что очень стесняло крупных торговцев.

Намного более полезное влияние Кольбер оказал на развитие некоторых сфер промышленности; он в 1653 году изложил свои мнения по этому поводу в мемуаре, составленном для Мазарини: "Надо восстановить или создать все виды промышленности, даже те, которые удовлетворяют требованиям роскоши; надо ввести покровительственную систему в таможнях, организовать из ремесленников и торговцев корпорации, снова предоставить Франции исключительное право перевозить морем ее ремесленные произведения, развить колонии…" Чтобы улучшить продукты ремесленной деятельности он составил регламенты о фабрикации и принял строгие меры для их исполнения. Кольбер надеялся посредством своих регламентов восстановить во Франции и за границей хорошую репутацию французских фабрик, но он позабыл, что однообразие и неподвижность были препятствиями для прогресса и развития. Борьба между административной регламентацией и интересами промышленности продолжалась до смерти Кольбера, а стесненная в своем развитии фабричная деятельность давала в 1682 году менее удовлетворительные результаты, чем десятью годами ранее.

И в основании новых фабрит, также как в регламентации промышленности, Кольбер был продолжателем деятельности Генриха IV и политики XVI столетия; но он приложил столько рвения к исполнению того, что было только слегка начато, что его можно считать создателем французской промышленности. Были созданы королевские мануфактуры. Кольбер также интересовался всякими видами промышленности, к которым надеялся приучить французов, и щедро раздавал королевские милости предпринимателям и изобретателям.

Кольбер, также, как Генрих IV и Сюлли, хорошо понимал важное значение путей сообщения для торговли. Он старался уменьшить дорожные пошлины, употреблял в мирное время сотни тысяч франков на постройку дорог, преимущественно больших, выгодных для торговли.

Торговля была одной из тех административных сфер, на которые Кольбер обращал особое внимание. Герних IV и Ришелье уже пробовали организовать торговые компании, но достигли лишь очень незначительных результатов. Кольбер придал этому мероприятию более широкие размеры, организовавши две компании: компания Восточных Индий (1664), которая получила право владения всеми островами, на которых она заведет поселения между мысом Доброй Надежды и Магеллановым проливом, монополию всех торговых отношений с Восточных Индий с Францией. Остров Мадагаскар должен был служить главным центром для ее деятельности. Компания Западных Индий (1664) получила в свое владение Канаду, Акадию, Антильские острова, Кайенну, западные берега Африки и монополией торговли в этих странах. Из‑за соперничества Голландии и ряда других причин эти компании не достигли значительных успехов и к концу XVII века оказались на грани банкротства. Почти та же участь постигла и другие торговые компании, которых Кольбер организовал слишком много. Причины неудач следует искать столько же в характере французских торговцев, сколько в самой системе крупных монополий. И все же Кольбер оказал морской торговле бесспорные услуги; он преследовал на Средиземноморье берберов, занимавшихся грабежами, заново организовал консульства и потребовал, чтобы консулы постоянно жили в центрах своей служебной деятельности. Торговый флот увеличился во Франции вдвое в промежуток времени от 1670 до 1683 года.

Касательно таможенных пошлин французские короли давно преследовали следующие цели: внутри государства облегчить торговые отношения, уменьшая стеснявшие ох многочисленные налоги и дорожные пошлины, уменьшить экспорт иностранных товаров, увеличив при этом импорт французских. Кольбер старался охранять национальную промышленность посредством налогов на ввоз мануфактурных произведений и на вывоз сырого материала. Его торговая система получила в своей совокупности название "Кольбертизма". Она была продуктом если не существенных требований промышленности и торговли, то по меньшей мере духа того времени. Основные принципы этой системы и были ошибочны, но все равно достигнутый прогресс являл собой резкую противоположность с застоем земледелия.

Кольбер заботился о заведении колоний, которое считал необходимым для расширения торговли. Он выкупил Антильские острова, чтобы отдать их компании Западных Индий; французские охотники за буйволами начали основывать колонии на западных берегах Сан‑Доминго (1670), а корсары захватывали богатую добычу на берегах испанской Америки. Ввоз негров содействовал развитию земледелия, вместе с тем уменьшая число "белых рабочих".

 

Исполнение столь многочисленных обязанностей было тяжело для одного человека, к тому же Людовик XIV не любил могущественных министров; поэтому заведование изящными искусствами и постройками было поручено Лувуа; финансами заведовал Ле Пелетье (1689–1699); Сеньелэ заведовал морским министерством. Однако после выхода этих министров в отставку их всех заменил бывший президент бретанского парламента Поншартрен; он в течение десяти лет занимал пост главного министра (1689–1699). Его преемникам в должности генерального контролера были Шамильяр, а потом Демаре.

Они продолжали политику Кольбера. Однако к концу царствования Людовика XIV из‑за многочисленных войн вынуждены были повышать налоги и вводить новые, что разоряло население. Восстановление мирных отношений с иностранными государствами так запоздало, что Людовик XIV не успел привести финансы в надлежащий порядок. Он оставил своему наследнику громадный долг. Стало быть положение финансов очень изменилось после смерти Кольбера. Народное благосостояние, уже приходившее в упадок в 1683 году, уступило свое место всеобщей нищете. Ответственность за это лежит всецело на Людовике XIV, который войнами Аугсбургской лиги и за испанское наследство истощил свое королевство и людьми и деньгами.

Многие мануфактуры со временем были закрыты, большая часть остальных находилась в упадке. Отмена Нантского эдикта была причиной того, что из Франции выселилось около 100.000 человек.

 

 

3. КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ ( с 1648 до 1715 года)

 

В течение непродолжительного периода времени, который начинается с заключением Вестфальского мирного договора и кончается смертью Людовика XIV, история католической церкви заключается в истории пререканий трех разрядов: – пререканий политических, которые были возбуждены теориями абсолютистов, пользовавшихся господствующим влиянием при дворах царствующих особ; – пререканий догматических, которые были вызваны возобновлением религиозных исследований после протестантской реформации и заседаний Триентского собора; – пререканиями дисциплинарными, которые возникли в тех странах, куда отправились христианские миссионеры, и которые касались вопроса о том, как следовало обходится с перешедшими в христианство язычниками.

На "распрях политических" стоит остановиться подробнее.

В XIII веке во Франции возникло движение галликанства, а с XIV столетия стало господствовать понятие о политическом верховенстве государства над церковью. Политика абсолютизма в этом вопросе со времен великого раскола в западной церкви была направлена на основание национальных церквей, подвластных светскому правительству. При Генрихе IV, в 1594 был издан кодекс "привилегий галликанской церкви".

Для Людовика XIV вопрос об отношениях между светской и духовной властью напрямую касался его королевской власти. Вследствие этого у Людовика XIV были очень напряженные отношения с папой Иннокентием XI. Однако воспользовавшись уступчивостью собрания духовенства, король потребовал от него декларации, которая установила бы границы между властями духовной и светской. Это была а знаменитая "Галликанская декларация 1682 года". Эта декларация подтверждала, что короли не подчинены королевской властью, имеют полною власть в духовных делах государства и в отношении папской должны соблюдать церковные уставы, введенные во Французском королевстве и в галликанской церкви.

После смерти Иннокентия XI, его преемник Александр VIII признал решение, принятое в 1682 году лишенным обязательной силы. Однако Людовик XIV, по видимому, еще не отказался от намерения "доказать" основательность галликанского учения. В апреле 1695 года король снова издал длинный политико‑религиозный эдикт, по положениям которого церковь совершенно утратила всякую светскую юрисдикция, а эта последняя всецело снова перешла в руки короля. Эдиктом 1695 года закончилась продолжительная эволюция галликанской церкви.

 

 

4. ПРОТЕСТАНТЫ В ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЮДОВИКА XIV, отмена Нантского эдикта (1685)


 

Издание Нантского эдикта остается в истории Франции остается в истории Франции одной из самых благородных побед, одержанных сторонниками умеренной политики и прогресса. Изложенный в этом эдикте закон предоставлял каждому французу право исповедывать свою религию и открывал для всех французов доступ к общественным должностям безо всякого различия между последователями той или иной религии. После взятия Ларошели протестантская партия утратила прежнее политическое влияние. Тем не менее Людовик XIII под руководством Ришелье не переставал руководствоваться принципами веротерпимости. При Мазарини протестантам также было предоставлено свободное и неограниченное исповедание их религии, что было просто необходимо для развития капиталистических отношений. К началу правления Людовика XIV, так как реформаты были мало помалу отстранены от общественных должностей, они стали заниматься промышленностью, торговлей, земледелием и благодаря своей предприимчивости достигали значительного общественного положения.

После вызванных Фрондой внутренних смут, Людовик XIV публично уверил в своем покровительстве реформатов, оказавшимися самыми надежными роялистами. Он говорил тогда: "Я желаю, чтоб они не переставали вполне пользоваться Нантским эдиктом".

Временное милостивое расположение верховной власти к протестантам вызвало в духовенстве ненависть к еретикам. Духовенство начало упорно склонять короля против гугенотов. Реформаты ясно понимали трудность положения, в которое были поставлены, но они надеялись, что для них будет служить охраной закон, об исполнении которого французские короли дали клятвенно обещание и которого никто не имел права нарушать, потому что он был "вечным и неотменяемым".

Обстоятельства складывались благоприятно для католического духовенства. Оно находило в лице Людовика XIV такого короля, который был готов охотно подчиняться его влиянию, потому что отличался совершенным невежеством во всем, что касалось религиозных вопросов. Людовик XIV был очень набожен и благочестив, и поскольку он был абсолютным монархом, то он мог только одобрять политику, стремившуюся к единству религиозных верований.

С 1661 года начались религиозные гонения и преследования гугенотов, последствия которых оказались чрезвычайно пагубными. В 1665 году католическое духовенство составило первую из своих записок, в которой была изложена программа религиозных гонений. Людовик XIV отнесся благосклонно к этой программе духовенства, и в 1666 году была издана декларация, установившая правила, которыми должны были руководствоваться реформаторы. Людовик XIV говорил в этой декларации, что исполняя настоятельные просьбы духовенства, он уничтожал в Нантском эдикте принцип свободы, объясняя не в пользу реформаторов все, чего нельзя было объяснить содержанием эдиктов. Королевский совет стал извращать содержание законов и с тех пор гугеноты были отданы в руки своих врагов, хоть и пытались оборонятся. Самым знаменитым из отстаивающих права реформаторской религии был протестантский пастор Клод.

Не подлежит сомнению, что в начале своего царствования Людовик XIV устранял всякие помыслы о религиозных гонениях и решился только ограничить вольности протестантов, однако несмотря на то, что Людовик XIV очень дорожил и всячески оберегал свою неограниченную власть, он все более и более поддавался влиянию духовенства.

Католики и реформаторы тщетно вели горящую полемику в течение целого столетия. Только усиливавшееся с каждым днем желание Людовика XIV восстановить единство католической церкви могло вызвать последние горячие споры между богословами католическими и протестантскими. Отец Клод доказывал, что реформация имела целью лишь восстановление первоначального евангельского учения, от которого отклонилась римская церковь.

В 1682 году было обнародовано "Пастырское предостережение галликанской церкви реформаторам с целью склонить их к обращению в католичество…". Это был предъявленный еретикам ультиматум.

Епископы уверяли короля, что его полному счастью мешает только упорство реформатов и его единственное огорчение заключается в том, что в числе его подданных находятся враги его религии. В своих посланиях к архиепископам Людовик XIV решительно одобрил проект духовенства. Время богословских прений уже прошло, и католическое духовенство готовилось к исполнению своих угроз. Впрочем протестанты до последней минуты не теряли надежды, что Людовик XIV снова будет руководствоваться требованиями веротерпимости и справедливости.

Людовик XIV в своем наивном высокомерии верил во все, что ему говорили тогда священники, как будто их слова исходили из уст Божьих. Он полагал, что его личное могущество должно служить орудием для обеспечения победы католичества над протестантством, а в этом убеждении его поддерживали окружавшие его в Версале придворные, в среде которых пользовались большим влиянием госпожа де Ментенон, Ле Теллье, прелат Гарлэ и священник Ла Шез.

Гонения протестантов сопровождались нечеловеческой жестокостью. По приказу короля в области, где было много гугенотов, направились полки драгунов, этих "миссионеров в сапогах", которые не останавливались не перед чем, желая угодить королю.

17 октября 1685 года король подписал эдикт об отмене Нантского эдикта. Людовик XIV говорил, что его знаменитый предок согласился издать Нантский эдикт в пользу реформатов только с намерением присоединить их к католической церкви.

Итак, среди ненарушимого внутреннего спокойствия в то время, как протестанты ничем не нарушали верноподданнической преданности королю, Нантский эдикт был отменен только с целью искоренить ересь. Всем бросалось в газа могущество духовенства, склонившего Людовика XIV к уничтожению такого государственного закона, который был ненарушим и неотменяем и поставил Францию в первом ряду европейских наций. Эта мера остается в истории печальным примером непосредственного вмешательства духовенства в политическую сферу государственного управления.

Начались более массовые чем прежде эмиграции гугенотов в протестантские государства и новые земли. Можно полагать, что число французских семейств, покинувших свое отечество, доходило более чем до десяти тысяч до отмены Нантского эдикта. Но с 1685 года началась именно массовая эмиграция, которая имела следующие печальные последствия: сто тысяч французов спасались бегством от военной службы; из Франции были вывезены шестьдесят миллионов ливров; торговля пришла в упадок; на неприятельские флоты поступили на службу девять тысяч лучших французских матросов, а в состав неприятельских армий поступили шестьсот французских офицеров и двенадцать тысяч солдат. В этом заключаются неизгладимые печальные последствия Нантского эдикта. Тогда совершилось в истории Франции уклонение от нормального пути и образовался на французской почве разрез, который постоянно расширяясь, наконец превратился в глубокую пропасть.

. 

 Составила Д. Русанова